• Лещинский Б. С., Положий Б. С., Рицнер М. С., Запускалов С. В. Выделение информативной совокупности факторов для распознавания больных нервно-психическими заболеваниями. Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 1986; 86 (8): 1212–1215.
• Рицнер М. С., Лещинский Б. С. Выделение информативной совокупности факторов возникновения эпилепсии методом распознавания образов. Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 1989; 89 (6): 34–37.
Сергей Карась — высокий, красивый и умный молодой человек — активно участвовал как при сборе семейных данных, их анализе, так и в написании статей. В статье, где анализировались мои и Лени Тойтмана материалы по эпилепсии, он участвовал в расчетах и стал вторым автором.
• Рицнер М. С., Карась С. И., Тойтман Л. Л. Сравнительный анализ удельного веса генетических и средовых факторов в развитии эпилепсии // Журнал неврологии и психиатрии. 1984. № 6. С. 810–813.
Однажды Сергей спросил, что я думаю, если он попробует сам написать статью. Мы обсудили план и материалы, результаты и вероятные выводы статьи. Работал Сергей быстро и через пару недель принес черновик статьи. После нескольких моих и совместных правок статья ушла в печать и увидела свет под его фамилией. Рады были все!
• Карась С. И. Генетико-эпидемиологический анализ приступообразно-прогредиентной шизофрении. Генетика. 1988; 24 (4): 732–740.
В публикациях лаборатории участвовали и другие сотрудники: Ольга Шерина, Ирина Бояринцева, Лена Гуткевич и Лена Черных.
• Рицнер М. С., Карась С. И., Шерина О. Л., Бояринцева И. Г., Гуткевич Е. В. Генетическая эпидемиология шизофрении Томской области. <…> Генетика. 1989; 25 (4): 711–719.
• Рицнер М. С., Карась С. И., Черных Е. И. Генетическая эпидемиология шизофрении в популяции Томской области. Изучение факторов клинического полиморфизма // Генетика. 1990. Т. 26. № 12. С. 2232–2239.
Если в нашей лаборатории серьезных этических проблем не возникало, то в институте в них не было недостатка. О моих конфликтах с внешними «соавторами» я упомянул в предыдущем очерке («Интриги научного двора»).
За «железным занавесом»
Не секрет, что мы жили за «железным занавесом», обозначающим информационный, политический и пограничный барьер, изолирующий социалистические страны от капиталистических стран Запада. За этим барьером оказались не только люди, но и культура, и наука, которые серьезно пострадали. Этот ущерб никем не измерен.
Наукой разработаны строгие требования к оригинальному научному исследованию и к репликации, то есть к оценке воспроизводимости результатов. Поэтому по своей сущности «
— Осетрину прислали второй свежести, — сообщил буфетчик.
— Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!
Таким образом, впервые полученный результат может быть только один! Я не имею в виду репликативные исследования, которые, как известно, дают коэффициенты воспроизводимости <25 % для лучших работ в сфере фундаментальной и доклинической медицины[116].
Чтобы не заниматься репликацией исследований и не получать «тухлые» результаты, ученые всех стран прилагают большие усилия для чтения всего, что публикуется в области их научных интересов, посещают международные конференции и конгрессы, делают доклады, публикуют свои результаты в международных журналах, посещают лаборатории друг друга, переписываются друг с другом и многое другое. Именно таких возможностей и не было у советских ученых из-за идеологических и финансовых ограничений. Наша наука находилась за «железным занавесом»[117], за которым для нее воровали немало данных и технологий. СССР воровал на Западе все подряд — от оружия до бижутерии. Кроме того, политика советского режима сделала публикации научных работ за рубежом опасным и почти невозможным делом[118]. Было бы удивительно, если бы она, несмотря на немалое количество талантливых исследователей, не отставала от достижений мировой науки. Что касается области моих научных интересов (психиатрии и генетики), то принципиально новых результатов в СССР было пренебрежимо мало, а те, что были, не публиковались за рубежом и, следовательно, не вовлекались в научный оборот (то есть не цитировались).
Я сталкивался с «железным занавесом» не однажды. Расскажу лишь одну историю. Для публикации научной статьи в СССР надо было пройти внутриинститутскую экспертизу. В нашем институте была экспертная комиссия из трех ученых. Результаты экспертизы оформлялись специальным протоколом, без которого директор института не подписывал статью «в печать». Протокол вместе со статьей посылался в научный журнал, где рукопись проходила цензуру. Обсуждение результатов исследований нашей лаборатории показал, что мы получили некоторые действительно новые, ранее неизвестные результаты. Вместе с соавторами я написал две статьи и перевел их на английский язык для публикации за рубежом. Для отправки их в зарубежные журналы требовались подпись директора института, разрешение Академии медицинских наук, Министерства здравоохранения и цензуры («Главлита»). Подержав наши статьи пару недель, директор В. Я. Семке пригласил меня на беседу.
— Михаил Самуилович, расскажите мне вкратце суть этих работ, — попросил Валентин Яковлевич, разложив на своем столе рукописи. — Вы же знаете, я в генетике не разбираюсь.