Трансфер лаборатории

За 1983–1986 годы в лаборатории была разработана технология сбора и анализа семейных данных на примере шизофрении и эпилепсии. Она включала в себя стандартизированную методику описания фенотипа больных и родственников, новые методы анализа роли генетических и средовых факторов, комплексы программ для организации базы данных. Компьютерная база включала клинико-генеалогические и социально-демографические сведения о тысяче больных и 21 тысяче их родственников. Эти данные анализировались с помощью различных генетических моделей и алгоритмов распознавания образов. В результате исследований получены новые оценки наследственной предрасположенности к шизофрении и эпилепсии, разработаны таблицы для дифференцированного медико-генетического прогнозирования.

«Экспериментаторы» тоже не прохлаждались. В лаборатории были разработаны новая методика изучения деления соматических клеток и установка для ее реализации (Женя Гуткевич — автор изобретения). Получены новые данные о влиянии солей лития на клетки, создан банк клеточных культур для дальнейших исследований.

Коллектив лаборатории генетики опубликовал много статей, методических рекомендаций, сотрудники выступали с интересными докладами на конференциях.

Кандидатами наук стали Борис Лещинский, Сергей Карась, Евгений Дригаленко, Лена Гуткевич и Костя Языков. Не дали защититься Ольге Шериной, работа которой позднее была опубликована в зарубежном журнале[121].

Однако этим исследованиям не суждено было развиваться нормальным и естественным путем: их прекратили одним административным решением. Дело в том, что лабораторию клинической генетики психических заболеваний в приказном порядке перевели из НИИ психиатрии в отдел медицинской генетики, с тем чтобы его превратить в НИИ медицинской генетики. Жил-был маленький томский отдел медицинской генетики, который изучал генетику жителей Ханты-Мансийского автономного округа. Академия зачем-то платила за это немалые деньги. Научных специалистов для превращения этого отдела в институт в Томске не было, их надо было долго и целеустремленно готовить. Правда, была моя лаборатория клинической генетики в НИИ психиатрии, полная жизни и хорошо обученных специалистов. Вот тогда-то несколько «бюрократов от науки» и решили перевести нас в «отдел медицинской генетики» только для того, чтобы переименовать его в НИИ медицинской генетики АМН СССР.

Здесь нужно отметить, что создание сети медико-генетических учреждений давно было насущным делом в стране, где в 1948 году генетике был устроен погром, а ученых жестоко преследовали. Следовательно, открытие в Томске отдела медицинской генетики было вполне актуальным. Мои отношения с этим отделом и его руководителем Валерием Пузыревым были нормальными и взаимно-уважительными до тех пор, пока он и его босс Бочков не решили «поглотить» мою лабораторию из упомянутых конъюнктурных соображений. Трансфер моей лаборатории ничего хорошего не дал, если не считать, что «отдел» медицинской генетики сменил вывеску и стал «институтом».

За кулисами

• Трансфер лаборатории был очевидной сделкой между куратором биологической психиатрии М. Е. Вартаняном и главным медицинским генетиком страны В. П. Бочковым при поддержке директора А. И. Потапова. Никто из них не принял мои аргументы «против»: не может существовать лаборатория клинической генетики психических заболеваний вне НИИ психиатрии, где она была создана. Такого прецедента в мировой науке не было! Валерий Пузырев, главный бенефициант и будущий директор «недоношенного института», был креатурой В. П. Бочкова, что и предопределило «серое» будущее моей лаборатории в этой организации. Кроме того, в 1986 году моя докторская диссертация была уже апробирована, автореферат отпечатан, и осталось только назначить дату защиты, чего М. Е. Вартанян и В. П. Бочков, естественно, не могли допустить. И не допустили! Тому были и другие причины (см. следующий очерк). Получив «доходное место» путем создания НИИ медицинской генетики, В. Пузырев сделал быструю академическую карьеру. И, как говорится, «на здоровье, ничего личного». При умственных способностях и профессионализме, коими Пузырев не был обделен, он мог бы всего этого достичь, не прихватывая то, что ему не принадлежало на этапе создания института. Впрочем, подобная этика поведения бочковской «компашки» была нормой для науки в СССР (см. следующий очерк).

• Психологическая атмосфера в НИИ медгенетики была совершенно другой. Хотя мы были им необходимы, но воспринимались как «пришельцы» и «чужие». В институте был создан ученый совет, где строго соблюдалась пропорция «своих» и «чужих» членов совета — в пользу «своих», естественно! Короче, все по образу и подобию «бочковского» института в Москве. По мнению КПСС, социалистическое соревнование являлось важнейшей предпосылкой перехода от социализма к коммунизму. Социализм еще никто не отменил, и этот «важный стимул» развития социалистического общества был очень популярен в НИИ медгенетики. Итоги подводила специальная комиссия, используя какую-то систему баллов. Естественно, что основная борьба развернулась между «своими» и «чужими». Когда победить мою лабораторию «по баллам» оказалось нереально, в ход пошли разные манипуляции для достижения хотя бы ничейного результата. Это был полнейший абсурд, так как соцсоревнование, выступающее в качестве альтернативы конкуренции, давно потерпело полный крах. Наблюдая подведение итогов соцсоревнования на собрании сотрудников института и видя, как серьезно к этому относится Пузырев, я спрашивал себя: «Ну и что ты тут делаешь? Тебе только 40 лет. На что ты тратишь свое время?» Восточная мудрость гласит, что «лишняя соломинка ломает хребет верблюду».

После этого собрания я и решил: «Гудбай, Россия».

• По моей просьбе Борис Лещинский сообщил мне, что стало с его лабораторией автоматизации генетических исследований, которую он создал в НИИ медицинской генетики: «В моей лаборатории работали семь человек. В 1989 году, когда стало очевидно, что работать с В. П. Пузыревым не получится, я вернулся в ТГУ, где мне предложили стать заведующим лабораторией статистики и анализа данных. Мы разработали экспертные системы по взаимодействию лекарственных средств при лечении кардиологических, гастроэнтерологических и бронхолегочных групп заболеваний. В этих работах активно участвовал Сережа Карась. В двухтысячные годы был директором Института социально-экономического развития Западной Сибири (научная структура в рамках ТГУ) и руководил разработкой программ развития районов Томской области. На протяжении всех этих лет я преподавал в ТГУ на факультете прикладной математики и кибернетики, экономическом факультете, международном факультете управления и в Высшей школе бизнеса. Сейчас — доцент в институте экономики и менеджмента ТГУ, учу студентов».

• Не было ничего удивительного в том, что Томский НИИ медицинской генетики быстро потерял мою лабораторию, полученную неправедным путем. После моего отъезда в Израиль (1989) лабораторию клинической генетики психических заболеваний вернули в Институт психиатрии. Под названием «лаборатория генетики и клеточных моделей» ею руководил с 1994 года к. м. н. Сергей Карась.