Книги

Градуал

22
18
20
22
24
26
28
30

Это печальное послание протолкнули в почтовую щель, так что оно приземлилось на груду почты. Не было ни конверта, ни штампа, ни марки, а стало быть, и никакого ключа к тому, когда оно написано.

В другой части груды я обнаружил письмо от Селлы, младшей сестры матери, которая для меня на протяжении почти всей жизни оставалась фигурой далекой и вечно недовольной. Письмо было датировано, и я решил, что оно написано месяцев через шесть после записки матери. Селла не скрывала, что возлагает на меня вину за столь длительное отсутствие («ты же продолжал проводить там месяц за месяцем, не давая себе труда известить нас о своем местопребывании, или о том, как с тобой связаться, или когда ты пожелаешь вернуться – Малле говорила, что она тебя прощает, но я лично не уверена, что кто-либо другой, кроме матери, был бы столь снисходителен»). По крайней мере, в этом письме я нашел дату похорон и место погребения обоих моих родителей. Заодно в конверт был вложен счет от похоронной компании.

Но эти даты! Даже узнав их наконец, я по-прежнему ничего не понимал. Все было неправильно. Если верить Селле, похороны матери состоялись через восемь месяцев после моего отбытия, но ведь я проплавал меньше девяти недель!

Я почитал другие письма, обнаружив очередные требования выплат, и постепенно у меня начало складываться некоторое представление о том, когда что происходило, но ничуть не становилось яснее, как такое могло случиться. Прошло много месяцев; может быть, год или больше? Это же невозможно. Либо на всех вскрытых мной письмах и счетах стоят подложные даты, либо я потерял где-то несколько месяцев жизни.

А может быть, я не потерял их, а приобрел? Я никак не мог ухватить суть. Может быть, я утратил память за какой-то период? Если так, то как и когда, и где я провел все это время? Ничего травматического со мной не случалось, не было ни ударов по голове, ни контузий. Я помнил все путешествие в ярких красках: острова, корабли, концерты, все события, мысли и переживания.

Я сидел на полу в коридоре, прислонившись к стене, разбросав вокруг письма, счета и конверты, и чувствовал, что вся жизнь или память о жизни мне изменяют. Я потерял Алинну, потерял родителей, груды счетов растут, квартира пуста, холодна и опечатана. Все мое прошлое сгинуло.

Чуть позже, когда на меня снизошло ужасное ледяное спокойствие, я попытался оценить, сколько времени потерял или приобрел. Судя по выясненным событиям, а также по все более грозным датированным требованиям квартирных хозяев, прошедший период времени составлял примерно год и одиннадцать месяцев. Под конец того ужасного утра я подтвердил свои вычисления, выйдя на улицу и купив выпуск ежедневной газеты.

А объективные доказательства! Я путешествовал по островам чуть меньше девяти недель. Таким образом, должен был вернуться к середине зимы; но теперь я знал, что пропустил зиму, лето после нее, еще одну зиму, следующее лето и оказался здесь поздней осенью или в первые недели зимы, почти через два года после даты отбытия, в сезон туманов и обдирающего легкие глондского смога.

Я принялся прикидывать прошедшие события. Алинна, по-видимому, не платила за квартиру шесть месяцев, так что она съехала от пяти до семи месяцев назад. Отец умер в первую зиму моего отсутствия; мать, с разбитым сердцем, уверенная, что брошена сыновьями, последовала за ним в могилу девять недель спустя. Выходит, Алинна прожила после этого в нашей квартире еще целый год, прежде чем переехать? До весны нынешнего года? Но ведь ее здесь, по-видимому, не было, когда заходила мать и оставила записку. Это случилось намного раньше. Может быть, Алинна в то время уже здесь не жила? Впрочем, ее отсутствие в тот день могло объясняться и какой-нибудь простой причиной.

Я попытался представить, как могла подействовать на Алинну смерть родителей в мое отсутствие. Она всегда приязненно относилась к обоим, но то была прохладная приязнь из чувства долга, согретая лишь уважением.

Оглушенный и дезориентированный, я провел в городе весь день, делая звонки кредиторам, переводя деньги, принося извинения за просрочку и давая обещания, что такого впредь не случится, оплачивая пени, штрафы, просрочки и безобразно дорогие услуги юристов.

Музыка островов унеслась прочь.

Легкие болели от загрязненного воздуха, глаза слезились, горло ныло. В голове было пусто. Океана я не видел, да и небо-то едва различал. Передо мной стояла мрачная действительность: рухнувший брак, заброшенный дом, тоска, одиночество, утрата. И внутреннее беззвучие.

26

Как же мне быть с Алинной? Прежде всего, как ее найти? Она не оставила ни записки, ни адреса. Никаких намеков, по которым я мог бы строить догадки. И даже если я, предположим, разыщу ее, что мне ей сказать? Что она скажет мне?

Мирок классической музыки в Глонде относительно тесен, так что я порасспрашивал коллег. Мне помогли. Спустя неделю по возвращении я выяснил, где она поселилась. Алинна вернулась в Эррест и жила там не одна. Никто не сказал, с кем именно, знакомым мне или нет, мужчиной или женщиной. Точного адреса я узнать не смог, как и номера телефона. Говорили, что она продолжает давать уроки и временами играет на скрипке в том или ином небольшом оркестре в Глонд-городе. Я знал, что, возможно и даже вероятно, рано или поздно с нею столкнусь.

Потом она связалась со мной по телефону.

– Я слышала, ты наконец вернулся, – были ее первые слова.

– Алинна?

– Ты ждал кого-то другого? Конечно, это я. Что с тобой случилось?