Один из матросов раскрыл бортовой люк, к которому я был прикреплен, и стал виден скользящий мимо бетонный причал, хлынул внутрь студеный ветер с гор, я вновь вдохнул чад промышленности, машин, дымовых труб, запахи миллионов людей, выхлопы их повседневной жизни.
На спину я закинул портплед, врученный мне так давно монсеньором Аксконом.
– Больше это нам не понадобится, – сказал кто-то позади меня. Он, дескать, свой где-то бросил. Я уже решил, что мой портплед сохраню, – будет напоминанием о поездке.
Передо мной раскинулась открытая пристань, без следа здания службы Укрытия, без группы молодых людей в разномастной одежде. Я вновь оказался в мире голой функциональности, в непривлекательном месте, где родился.
Корабль плавно остановился, подался бортом к причалу. Взвыла сирена; люди на пристани принялись перекрикиваться с корабельной командой. Закрепили швартовы. Судно привычно вздрогнуло, коснувшись упругих прокладок на массивной туше причала. Я стоял в небольшой группе людей у створки, и нас толкнуло друг на друга.
С берега к нашим воротцам в борту развернули сходни. Как и прочие музыканты, я подхватил увесистый багаж. Но никто никуда не двинулся. Сходни висели на цепях, оставаясь поднятыми. Глянув вдоль пристани, я увидел, что вторые сходни тоже не опускаются.
По пристани прошагал строем отряд солдат, потом их растянули в шеренгу, оцепив сходни. Солдаты неуклюже переминались, сжимая оружие. Все они были молодыми и нервными и походили на новобранцев. Явно к нашему прибытию отрядили не одно из элитных подразделений. Некоторые солдаты смотрели на корабль так, словно первый раз в жизни оказались рядом с такой громадой.
Объявилось двое унтер-офицеров; один из них тут же принялся орать на солдат, а другой зашагал вдоль пристани, свистя в свисток. Сходни вновь задвигались, плавно опускаясь к борту судна. Мне не хотелось первым сходить на берег, чтобы меня там сразу остановили или принялись допрашивать, так что я подался назад, но скоро все равно оказался на сходнях, чувствуя, как они прогибаются и колышутся подо мной.
То было возвращение домой, но совсем не то, о каком мечталось. Я был все еще полон грез, планов, надежд, но пока что приходилось отправить их под спуд из-за подозрительности хунты, приславшей войска, чтобы установить, где мы были, чем занимались, что видели, с кем могли встречаться, а возможно, и то, чего мы теперь хотим.
Я стоял на пристани, поставив рядом вещи. Ожидая, пока меня вызовут на очередной допрос, я сверил время по большим часам, встроенным в стену верфи. С тех пор как я проснулся утром на борту судна, мои наручные часы отстали еще на семь часов с четвертью. Или, возможно, убежали вперед на четыре и три четверти часа.
В воздухе пахло сажей, какой-то кислотой, чем-то таким, чем дышать не хотелось. Мне вообще не хотелось здесь находиться.
24
После недели с лишним плавания непривычно было идти по твердой земле. Теперь, когда я углубился в Квестиур, отошел от берега и со всех сторон был окружен зданиями, воздух уже не был таким ледяным, как казалось, пока мы ждали на пристани. Я был нагружен багажом: портплед и футляр со скрипкой на спине да по большой сумке в обеих руках. Не имея представления, которое сегодня число, я с трудом представлял себе и время суток. Ранний вечер? В городе было сумрачно, но под привычным свинцовым небом Глонда такое бывало часто.
Беспокоила погода. Мы отплыли в турне, когда наступала зима, и отсутствовали примерно два месяца. На островах, нежась в жарком ласковом воздухе, я иной раз краем сознания беспокоился о том, что в Глонд мы неизбежно вернемся в наихудшее время года. Зимой нам приходилось переживать несколько месяцев стужи, когда на земле обычно лежал грязный слежавшийся снег, а с неба нередко падал свежий. Однако сейчас стоял сырой, насыщенный загрязнениями туман, густой от дыма и копоти, но все же куда теплее температуры замерзания – похоже, скорее, на то, что нам доставалось до или после самого холодного времени.
Я добрался до станции подземки и с облегчением сел на поезд, идущий к центральному вокзалу. В вагон пришлось втискиваться, проталкиваясь с сумками среди уже набившихся туда людей. Невозможно было ошибиться, в каком городе находишься: достаточно взглянуть на лица людей, застывшие, терпеливые, полные смирения и сосредоточенности. Никто не смотрел в глаза; счастья не было и следа. На меня не обращали внимания даже те, чьи тела были плотно прижаты ко мне, чьи лица закрывали от меня свет.
Вокзал встретил громким объявлением о задержке поездов по причине тумана; обычная проблема в Глонд-городе, хотя в Квестиуре туман мне не показался таким уж густым. Однако здесь я увидел, как он, клубясь, тяжело втекает под сводчатую крышу вокзала, и ощутил привычную терпеливую покорность перед очередной задержкой. Однако мне повезло. На вокзале еще стоял предыдущий поезд, тоже задержавшийся из-за тумана. Уже темнело. Я купил билет в одну сторону и поспешил через обширный зал к платформам. Над рокочущими вхолостую двигателями локомотивов поднимался голубовато-серый дымок, тающий в сумерках. Я тащился по платформе со своим грузом, пока не нашел целый ряд пустых сидений в одном из вагонов близ середины состава. Несмотря на студеную погоду, я весь вспотел от усилий и тревоги – не опоздать бы на поезд. Устроился поудобнее, засунул сумки и футляр скрипки на полку и немного спустя задремал под шум вокзала и частое хлопанье дверей, когда в поезд садились новые пассажиры.
Сквозь сон я смутно чувствовал, что поезд вздрагивает и покачивается, но немного спустя совсем проснулся. Снаружи было темно, горело лишь несколько фонарей. Вскоре поезд остановился, и я узнал название станции. До дома оставалось меньше половины пути. Приведя в порядок одежду, растрепавшуюся, пока спешил на поезд, я проверил, на месте ли все сумки, и когда добрался до своей станции, был уже готов к последнему рывку. Жаль, что не хватило времени позвонить Алинне, но было уже слишком поздно. Я нашел вереницу такси, выстроившихся перед вокзалом, сел на первое же и назвал водителю адрес. Пять минут спустя я был рядом с домом.
Все окна оказались закрыты ставнями.
Ни огонька. Сердце похолодело. Я прошел к двери по общему коридору.
Как ни глупо это звучит, я нажал на кнопку звонка и услышал внутри знакомый перезвон. Больше не раздалось ни звука, ни шороха. Заглянув в окно рядом с дверью, я также не обнаружил признаков жизни, после чего воспользовался своим ключом, и тот повернулся с первой попытки. Дверь не открылась. Другим ключом я отомкнул замок побольше, которым мы никогда не пользовались, если были дома, и тогда дверь распахнулась. Открываясь, она задела накопившуюся внутри груду нераспечатанной почты.