— Зря.
Мы посмотрели на заглянувшего к нам Матвеева.
— Андрей, позови-ка Головина.
— Хорошо, государь, — сказал той и скрылся за дверью.
Я всё так же шёпотом продолжил.
— Здесь мне зарядку пришлось с боем отстаивать. И так это проходит как блажь царская. Попробовать занятия со спальниками можно, если они сильно против не будут.
— А куда им деваться? Ты таки, государь, — он хмыкнул, — вот и укажи без стеснения!
Вместе с Андреем в комнату вошёл и круглоголовый, приземистый Артемон. Моё указание об их переезде во дворец и на совместное занятие зарядкой с обливанием под руководством Апраксина они приняли спокойно. Новоназначенный полуполковник "потешных" взялся рассказывать об особой хламиде, кою он измыслил для занятий. Вызвал Тихона, а через него дворецкого — московского дворянина Измайлова. Тот с видимым неудовольствием взялся организовать пошив силами местных мастериц четырёх белых костюмов для царских забав. Пришлось "топнуть ножкой", да прикрикнуть на прячущего свой хитрый взгляд бородача. Только после этого нам было обещано, что с завтрема мастерицы сядут на пошив, но боярин должен сам им указать, какими желает те кафтаны и штаны видеть, ибо старый Пантелемон своим скудным умишком не способен замысел Федора Матвеевича уразуметь.
Дальше я пошёл показывать новому фавориту свой терем. Апраксин внимательно осмотрел лестницы и все закутки. Похвалил за переоборудование большого кабинета, откуда я указал большое кресло унести в гостиную, а мне поставить парту, пару столов с немецкими стульями, да сделать у южного окна большой верстак. Среди стружек и разных деревяшек на верстаке лежали заготовки фрегата и небольшого планера.
— Чудно ты измыслил, государь… Что сиё, позволишь ли узнать? — Он указал на несколько лекал под обводы для модели. Раскладку для фрегата я нарисовал по памяти ещё в мае, заставив ребенка вспомнить моё пионерское детство.
— Сиё, Фёдор Матвеевич, специальные чертежи для деланья игрушки-корабля, какой я видел на картинах, что мне Никита Моисеевич показывал. — Ответил и незаметно написал на краю бумажного листа: "МК-1983/11"<уточнить номер>.
— Зело сиё непонятно, Пётр Алексеевич, как ты можешь быть уверен, что корабль сей, в надлежащих пропорциях исполнен? — Мы с царём пропустили этот вопрос без ответа. — Вот ты уже и начал строгать его? Сам изволишь руку свою приложить, али помогает кто.
— Помогает, боярин, вот Автоном и помогает. Он первую мачту, что голландцы называют фокой, строгал, и нити, её держащие, клеил. Ну, а корабль строгал я сам вот этим рубанком. Андрей же тер его камнем точильным и к лекалам сравнивал.
— Лекалам?
— Я положил так называть сей резаный чертёж, что помогает мне форму корабля с задумкой сносить.
— А что сей крест означает, государь? — Апраксин указал на модель планера, который пытался собрать Матвеев.
С ней я, так же, как и с фрегатом, воспользовался возможностью носителя с фотографической точностью воспроизводить из памяти раз виденные мной рисунки. Труднее, чем вспомнить, было убедить Андрея именно в таком профиле крыла. Меня спасла только его разгорающаяся страсть к воздухоплавательным опытам. Увлёкшись "измышлением" деревянного самолёта он не донимал меня вопросами о проскакивающих в речи словах из другого мира. Я, конечно, где мог, пытался изобразить раздумье как назвать ту или иную деталь. Часто, с помощью Петра, удавалось подобрать местный эквивалент, но и проколы встречались — как, например, с лекалом.
— Это, Фёдор Матвеевич, Андрей пытается из дерева и бумаги самолёт сотворить. А я помогаю ему в силу своего разумения. Коли и тебе интересна такая забава, боярин, полагаю, мы против помощи твоей говорить не будем.
Капитан взял в руки планер, который ещё не был обтянут бумагой. Взвесил в руке, оценил центровку. Ничего не сказал и положил обратно. Начатую мной три дня назад модель фрегата он смотрел более тщательно. При этом постоянно сравнивал с нарисованными мной чертежами. Они, в общем, совершенно случайно сохранились во время пожара. Да и возникли больше как игрушка, проба рисования по памяти, после экспериментов с оригами. Тогда я, отчаявшийся унять головную боль, пришедшую как наказание, в сердцах отдал все бумаги Матвееву и забыл про них. По приезду в Преображенское Андрей показал чертежи и спросил можно ли по ним сделать настоящий корабль. Вот так и возникла идея заняться моделированием.
Гроза завершилась. Апраксин отпросился съездить в Москву к семье. Пётр хотел расспросить Брюса, как и когда он сможет новые ракеты сделать, и что ему необходимо для этого. То, что того оставили с "робятами" я знал от Матвеева. Он же мне сообщил, что Химик пошёл с царским дядькой вытаскивать из темницы старого Фрица. Препятствовать царю посмотреть, как расположились новые немцы, не стал. Проходя в сопровождении Матвеева и Головина по саду, Пётр заметил, что его шатер кем-то занят. То, что у входа стоял один из голицынских боевых холопов, а другой "оберегатель" постоянно обходил вокруг, что указывало на новый сбор темпонавтов. Приближение государя не осталось незамеченным и, подходя, я был перехвачен выглянувшим из-за полога царским кравчим.