Валет становился предметом угроз Палача чаще других, потому как последнее время всё буквально валилось у него из рук. То ли лечение не помогло его отбитой голове, то ли осознание того, что он теперь не гроши из карманов Эдберга выуживает, настолько сильно давило на психику. Страхи, которые он раньше маскировал под осторожностью, теперь овладели им полностью, поглотив последние остатки его слабохарактерной личности. Вернулся в тоннели он бодрый, весёлый, с новой колодой хитрых карт. И за короткое время впал в апатию. Начал снова подолгу смотреть в одну точку, тёр глаза, моргал, тряс головой, вздрагивая от каждого шороха и шарахаясь от каждого тёмного угла. Раньше он сомневался во всех, даже самых продуманных планах — теперь со всем отрешённо соглашался, а на все вопросы о своём состоянии отвечал натянутой улыбкой и словами: «Да всё нормально, пацаны!» С каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. Вот и сейчас он еле проплёлся мимо сэра Баскервиля весь какой-то бледный. Гена протянул ему бутылку, но тот, даже не повернув в его сторону головы, утащился в темноту одного из тоннелей. Бестолковый картёжник показывал всем своим видом, что окончательно сдулся и поставил на себе крест.
Ухмыльнувшись, пёс сделал очередной большой глоток и повернулся в сторону Палача. Их всемогущий лидер, обнажившись по пояс и оставшись лишь в своих чёрных штанах, подвязанных красным кушаком, выпускал пар, борясь в центре коллектора с Валуном, в свободное время обучающим его нескольким базовым приёмам. Германов заметно уступал борцу в пропорциях и способностях, однако смотрел на амфибоида с презрительным снисхождением. Новый невесть откуда взявшийся товарищ, приведённый Крэ, вряд ли пока ещё сообразил своей жабьей башкой, во что ввязался, но зато быстро определил, кого здесь стоит бояться и потому старательно разыгрывал из себя услужливого дурачка. На этих тренировках у него шанс почувствовать себя в своей тарелке и показать свою полезность. Алексей раз за разом пытался обхватить коренастого мутанта своими жилистыми руками, но жаба, бугрясь обтянутыми серой кожей мускулами, ловко выскальзывала из его захватов и, то оказывалась за его спиной, то несильно зажимала между локтём и предплечьем его шею. Выпустив Палача и дав ему возможность сорвать злость ядовитыми высказываниями в отношении собственной персоны, Валун подобострастно улыбался, тоном заботливого учителя делал несколько замечаний касательно борцовской техники, после чего жестом снова предлагал Германову напасть.
В коллекторе появился покровитель спортсмена, ходивший заправлять Ястреба. Крэ бросил в угол пустые газовые баллоны и отошёл к столу, на котором были разложены поэтажные планы здания, в котором назавтра намечалось дело, листая их и что-то перепроверяя. Вернувшееся из заточения ракообразное поначалу произвело на пса обманчивое впечатление существа не более умного, чем отправленный патрулировать тоннели Летун, но иллюзии относительно его персоны быстро развеялись. Мутантов, присоединившихся к группе после своего ареста, он откровенно презирал, однако его сила и живучесть заставляли с ним считаться. Как и положено наёмнику, Крэ ни в чём не сомневался и ни о чём не спрашивал. Собственно, его молчаливое согласие и было главным причиной, позволявшей Палачу распускать хвост, самозабвенно играя роль авторитета, такого, каким он себе их раньше представлял. А в плену надуманного мнения о том, чего ждут от тебя другие и каким тебя видят, легче всего пойти на какое-нибудь безрассудство и всё похерить. Сэр Баскервиль себя наёмным работником не считал. Для сэра Баскервиля дело Палача давно уже стало своим, и он не намерен был позволять креветке и человеку бесславно погубить их начинания и устремления.
Через некоторое время Валун окончательно измотал Германова, тот обессилено рухнул на стул возле ящика с оружием, пытаясь отдышаться. Дождавшись момента, когда опасное ракообразное стало достаточно увлечено своим делам, Гена отложил металлический череп, подошёл к Палачу поближе, облокотившись на ящик. Чёрный пёс молчал, заметивший его Германов вопросительно кивнул.
— За сегодня ни одного грёбаного кредита к нам не пришло, — тихо констатировал мутант.
— Правильно, нам заплатят после завтрашнего дела. Сразу за всё, — уверил Палач. — Выложат столько, что я весь этот город куплю вместе со всеми «собаками»!
— После завтрашнего дела, они уже не будут нуждаться в подобных нам протеже! Ты об этом не думал?
— Я за всех вас уже обо всём подумал! — Алексей надменно улыбался. — У нас будет на руках то, что им очень надо и я им это не отдам, пока я не получу то, что хочу я! Они сами дали себя за яйца схватить!
— А я вот про это хотел и побазарить. — Геннадий наклонился ещё ближе, дыхнув перегаром. — «Легавых» купить будет непросто, какое бы состояние ты не имел. Вот кое-чем другим…
— Только вот Шут-то у нас отхихикался, — покачал взмокшей головой Палач.
— У тебя и без Шута есть, что им дать. Только у одного тебя. — Сэр Баскервиль утвердительно постучал по ящику грязным коричневым когтем.
— Ты сдать их предлагаешь? Гена, да ты чего, братан? — Палач развёл руками и хлопнул себя по коленям, одарив пса таким же взглядом, каким недавно он смотрел на Валуна. — Пока «собаки» сообразят, с какого конца к ним подойти, меня гарантированно завялят!
— Не в них дело! Через них на нас выйдут те, под кого…
Но договорить пёс не успел. Почувствовав сзади движение, он повернул голову и увидел нависший над ним розовый панцирь с чёрными глазками на коротких усиках. Крэ схватил его своими парными левыми руками за ногу и резко дёрнул назад, от чего пёс ударился челюстью о ящик. А канцероид потащил его волоком в спальню мимо остальных замерших в недоумении бандитов, швырнул туда и, захлопнув за собой ветхую деревянную дверь, прижал её своей тушей. В сторону отползающего мимо нар с древними синими одеялами в глубину тоннеля пса, нацелилась клешня с оттопыренным пальцем. Сэр Баскервиль замер, приподнявшись на локтях и яростно оскалив остатки своих зубов. В дверь яростно колотил Палач, требуя прекратить драку. Едва слышимый сквозь стук, зазвучал репродуктор Крэ:
— Думаешь, никто не видит. Думаешь, никто не понимает. Ты подрываешь его авторитет. Хочешь избавиться от других. Кого он привлёк до тебя. Ты хочешь занять его место.
— Я хочу лишь, чтоб с меня шкуру за просто так не содрали! — возразил Геннадий, вставая и отряхиваясь. Он уже понял, что убивать его канцероид не намерен.
— Наши наниматели платят ему. Он платит мне, — прогудел Крэ, опуская клешню. — Ещё раз возразишь ему — оторву ногу.
Бесстрастный тон угрозы делал её не менее, а даже куда более ощутимой. Развернувшись, Крэ вышел за дверь. Тут же в острый край его панциря упёрся кожаный лоб слоновьей головы. Проповедник своими толстыми пальцами вцепился в клешню и верхнюю руку канцероида со всей безумной силой пытаясь развести их в стороны, а ракообразное намотало на нижнюю руку его хобот и с не меньшим усилием тянуло вниз. Две могучие туши вцепились друг в друга, трясясь от мышечного напряжения. Безучастный Синий лишь повернул в их сторону кольчатую голову, выбежавший из спальни Баскервиль бегал вокруг, бестолково вис на их конечностях, приговаривая: «Джентльмены, джентльмены, всё в порядке, конфликт исчерпан!» Палач, сообразив, что орать в такой ситуации бесполезно, отошел в сторону, кивком головы указав на мутантов Валуну. Амфибоид, не менее сильный, чем два повздоривших чудовища, протиснулся между их животами, выпрямился и, разведя в стороны упёртые в их головы перепончатые руки, сумел немного расцепить слона и канцероида. Они отпустили друг друга и разошлись по углам коллектора, один отводимый успокаивающим его псом, другой прикрывающей его жабой. Когда свара улеглась, Палач огляделся по сторонам и спросил: «Слышьте, а где наш шулер-то?»
В это время Валет, не обращая внимания на призывающие его оклики, сидел, обхватив руками колени в полутёмном расширении коридора. Натянув на голову свой серый капюшон, он вытаращил безумные глаза на обрамлённый сырыми кирпичными стенами квадрат земляного пола. В свете синего химического фонаря вдалеке приближался разыскивающий его Палач в сопровождении Крэ, но картёжник не обращал на них внимания. Потому как пред ним, совершенно отчётливо видимый в полумраке, вновь стоял призрак Ромы Трупа. Как шулер ни моргал, не вертел головой, пытаясь стряхнуть наваждение, покойник в багровом плаще всё так же был здесь. Гнойник на месте его вырезанного глаза медленно пульсировал. Не помогли Валету ни процедуры в клинике, ни самовнушение, ни алкоголь. Теперь он видел Рому практически постоянно. Более того, галлюцинации с каждым днём приобретали больший размах. Вместе с видением, шулера преследовал малопонятный шёпот убитого, в который вклинивались другие голоса — тех, кто в разные периоды его жизни на глазах у Валета покинул этот мир. А следом начинали являться и они сами.
Вот и сейчас коренастая фигура начала медленно поднимать вверх свои руки и из земли под её ногами начали вылезать другие покойные, копошась и извиваясь как черви. Пол извергал из себя мертвецов, среди которых было много узнаваемых лиц. Вот, выбросив вперёд как плети руки, на которых среди разлагающихся серо-сизых мускулов проглядывали кости, повернув в сторону Валета лицо, наполовину превратившееся в голый череп, подползал к нему Гаспар в своей грязной клетчатой футболке. Неподалёку поднимался измазанный в земле Шут, подволакивая подрезанную картёжником ногу. Тут была и мать Валета — раздувшаяся старуха с лицом, скрытым спутанной копной седых волос, и давно умерший отец, чья вывернутая набок голова висела на его груди. За ним тащилась идущая откуда-то из земли намотанная вокруг шеи верёвка. Рома Труп гордо стоял среди кучи мёртвых, будто их король, тишину коридора наполняло невнятное бормотание их голосов, оглушая несчастного картёжника. Нет, они являлись Валету неспроста! И не зря на зеленоватом немолодом лице старшего товарища застыло такое суровое укоряющее выражение. Это совесть его посыпалась! Вот она какая у него была, отвратительная и гнилая, как и он сам! Все они доверяли ему, многим из них он был дорог, к некоторым, даже к этому проклятому дураку, он успел привязаться. А он всех их подвёл! Кого предал, кого продал!