— Вот и здорово! — развёл руками шеф. — Соглашайся, бери их кредиты…
— И направлю их на социалку, а они получат то, что останется! — кивнул его зам, покрутив свой толстый рыбий ус. — А, ещё они предлагают нам службу безопасности Промзоны вывести в город в качестве добровольцев.
— Сейчас, конечно! — голос волка был поло сарказма. — Передай им, что любое существо, либо машина, оснащённая оружием, которую мы встретим на улице, кроме взвода коммандера Горбунцова, — кивнул в сторону военного Толоконников, — будет немедленно уничтожено, а организация, за него отвечающая, объявлена сепаратистской и планирующей военный переворот! Чёртовы твари, готовы из страха за свои капиталы сделать всё, чтобы облегчить террористам жизнь! Город кретинов и дураков! Вот, кстати, Арафаилов, возьми-ка ты список тех, кто подобное предлагает!
Фар находился в штабе ещё около двух часов, проверяя с аналитиками доброхотных коммерсантов. За это время Толоконникова посетила целая вереница офицеров, один только Нуаре возвращался раза три. В последний его визит у него запищал микромобильник, над гладкой шестью чёрной руки оленя возникла помятая рыжая морда Меркушева. Чёрный, похожий на очки рисунок, украшающий белую физиономию хорька, казался весьма припухшим от недавнего многодневного возлияния.
— Да? — ответил майор, приложив палец к большому оттопыренному в сторону уху. — Слушай, вот вообще не до этого сейчас! — рявкнул он и отключился.
— Чего у тебя там? — полюбопытствовал выглянувший из броневика Ящер.
— Да ну его! Нашёл время спрашивать, будем мы на похороны скидываться или нет! Лизесс вчера вечером умерла.
— Как? — удивился оторвавшийся от работы за штабным столом Терций Сикстиевич. — Та краснопёрая красавица аналитик? Вот беда-то! А что с ней произошло?
Этьен и Фар переглянулись. Уж никак не повернулся бы у них обоих язык назвать невзрачную Лизесс красавицей. Но, видимо, у ихтиоидов были свои представления о прекрасном. Майор рассказал:
— У неё был сильный стресс после встречи с арахнидом, которые вот эти наши террористы держат при себе. Ей дали недельный отпуск, они съездила на родину, в свой речной город, и там заразилась жаберными паразитами.
— Воротник не надо снимать, если не уверен в воде, — констатировал сом, опустив свои бледно-голубые глаза. — Редкостная это дрянь, только вот я ещё не слышал, чтобы от неё умирали. Если, конечно от их выделений сильное воспаление на воздухе не началось. Скажешь Кировой, я с похоронами помогу, если нужно, — заверил он и вернулся к работе.
Всё вокруг снова завертелось и забегало. Тени от домов и деревьев, окружавших штаб, вытянулись и развернулись на северо-восток. А Ящер некоторое время просто стоял, задумчиво отрывая линяющие чешуйки со своего более бледного, чем остальная вытянутая голова, подбородка. Он смотрел куда-то сквозь всю эту грохочущую суету, и перед его мысленным взором возникала искрящаяся паутина фактов и выводов. Её нити возникали из ниоткуда и исчезали в пустоте освещённого склоняющимся к вечеру солнцем пространства, переплетаясь между собой.
Палач с сотоварищами шли ва-банк, не могли они быть настолько глупы, чтобы самим поверить в дурацкий свой манифест и не понимать, что окончательно подписали себе смертный приговор. Следовательно, у них есть шанс выпутаться из всей этой ситуации и предоставляют им его всё те же загадочные финансовые манипуляторы. С этой нитью пересекалась другая: теракты и народное волнение — лишь отвлекающий манёвр для главного удара по компании солнцелюбивого богомола. Что же должно такого произойти, чтобы окончательно, по их расчётам, его погубить? Но все эти выводы и вопросы были очевидны, эти нити были толсты и прочны как канаты, однако уходили в бесконечное никуда ничем не подкреплённых домыслов и предположений. Фар искал другие, более тонкие, на первый взгляд не имеющие с ними переплетений, свитые из незначительных несостыковок. Таких, как смерть молодой здоровой самки-ихтиоида от болезни, от которой не умирают…
Забросив бесполезную проверку компаний, большая часть которых, как он и ожидал, входила в «Солар Глобал», он добрался до мотоцикла и уехал с места катастрофы. Нужно было, не теряя времени, кое в чём убедиться лично.
Красный шар медленно погружался в серую рваную пелену туч на западе, освещая своим кровавым светом зловонное болотце, отделяющее ряды древних гаражей от окраины города. В центре его, окружённый заросшей тёмно-зелёной растительностью водой, в которой между проржавевшими деталями от машин и элашек, потемневшим от времени пластиком и прочим утопленным мусором копошилась способная выжить в любых условиях мелкая живность, валялась большая покрышка, скрывающая ржавый люк. Глубоко под ним в переплетении тёмных галерей со спёртым затхлым воздухом, располагался большой коллектор, где когда-то стояли канализационные насосы. Теперь там находилось логово синего червяка и главный штаб бригады Палача.
Бандиты основательно обжились в столь неподобающем для новых властителей города месте. В полуразрушенные восточные тоннели, небольшая сеть которых располагалась за пределами давно отступившей и прикрепившейся к Промзоне другим своим краем городской черты, было протянуто электричество, позволяющее организовать в одном из помещений неплохую мастерскую по починке роботов. Там, накрытое заплесневевшим от времени брезентом, среди сварочных и прессовочных станков стояло детище Алексея Германова — боевой робот небольшого размера. Другой коридор вёл от коллектора к обломанной водонапорной башне. Её очищенный от труб и расширенный колодец с погрызенным краем был отличным местом для запуска и приземления их наблюдательной машины. Некоторые проходы были предусмотрительно заделаны решётками, потому как вели к провалам в ещё более глубокое подземное пространство, которое, судя по царящим вблизи запахам и периодически доносящимся оттуда звукам, было достаточно густо заселено. В одном из наглухо замурованных с другого конца коридоров была организована спальня с рядом ржавых нар, в другом, более коротком — холодильник. А роль столовой, оружейного хранилища и тренировочной площадки выполнял полутёмный, освещаемый тремя старыми прямоугольными светильниками коллектор, в котором разношёрстная группа бандитов и находилась в полном составе основную массу своего времяпровождения.
Последнее время атмосфера в логове царила напряжённая. По крайней мере, для тех из находящихся там, кто обладал какой-либо формой более или менее нормального разума. А была она таковой из-за охватившего лидера группы опьянения властью над жизнями других, которой он с недавнего времени обладал. И без того не сдержанный Германов теперь вёл себя так, словно сам чёрт ему не брат. Обсуждение дел превратилось в его монологи, которые полагалось молча слушать, просьбы стали приказами, а угроза отрубить голову всё чаще и чаще звучала в сторону своих корешей, тех, благодаря кому этому неудачливому угонщику за несколько месяцев удалось поставить весь город раком.
Сэр Баскервиль был совершенно не в восторге от «нового» босса, но благоразумно скрывал своё раздражение, попивая элитное виски прямо из горлышка бутылки, составленной из нескольких кубов разного размера, и начищая свой металлический собачий череп. Новый шлем должен был лучше защитить его от удара собственной палицей, который он некоторое время назад отведал. Жаль теперь не получится врать о почтении памяти отца, брата и иных родственников! Но это потеряло смысл, ибо ныне Геннадий уже не претендовал на звание самого экстравагантного дурака в их компании. Более того, в свете избранного Германовым курса, казался себе очень даже умным и помногу размышлял о будущем. Прищурив заросшие чёрной шерстью веки, он подозрительно оглядывал оставшихся членов их шайки, пытаясь проникнуть в их устремления.
Нет, некоторых перемены, конечно же, совершенно не коснулось. Вот СиЭйч, появившись из темноты тоннеля, достал из-за спины тушку животного, похожего на большую крысу, деловито содрал с неё шкуру своими синими кольчатыми пальцами и начал запихивать окровавленную голову в растянувшиеся треугольные челюсти. Если бы сэр Баскервиль сам попробовал договориться с поджигателем, а не надеялся на Палача, было бы у них в команде два таких. Что хотел предложить пиявке Германов? Богатство? Нет, таким существам оно без надобности. Он неплохо изучил примитивное мышление аннелидоидов, наблюдая за СиЭйчем. Черви, они в какой-то степени дети. Они живут яркими впечатлениями. Чего нужно для счастья Синему? Полазить по глубинам, да повзрывать что-нибудь! Чем больше треска, тем веселее! Теперь он получал, что хотел и с наивностью детёныша послушно разрушал город, вряд ли осознавая, что двумя движениями пальцев обрывает жизни десятков таких же мыслящих и чувствующих, как и он, существ. Если бы ему кто-нибудь посчитал нужным объяснить, что теперь их родственники имеют полное право его убить, Синий искренне бы недоумевал, а с какой, собственно, стати?
Неподалёку от него завернувшись в свой грязный плащ, сидело у стены ещё одно существо, у которого всё происходящее вызывало неподдельный восторг. Сейчас Проповедник невозмутимо спал, уронив свою большую голову себе на грудь, изредка, не просыпаясь, почёсывая кончиком хобота свою промежность. Рядом валялась опустошенная бутылка. Раньше он казался Геннадию самым мудрым из всех них. Но, когда Палач начал подготовку к терактам, Борис, одержимый идеями о страшных судах и карах небесных, не просто поддержал его, а превратил акцию в свой личный театр одного актёра. Ещё до заложения зарядов, объявив о жалости к «нераскаявшимся убиенным» сей полоумный субъект убежал в город, где стращал всех, кто ему попадётся на глаза, рискуя быть пойманным «собаками» и всё сорвать. При попытках воззвать к его больному разуму, Проповедник многозначительно вопрошал: «Способен ли ты остановить низвергающийся с вершины камень?», после чего насмешливо стучал своим толстым пальцем по лбу давнего компаньона. В принципе, от слона следовало рано или поздно ожидать подобной неадекватности, но Геннадий был крайне разочарован, что наступила она в столь неподходящий момент.