Через какое-то время пустынная автобаза ожила. Подъехало ещё два пожарных расчёта, роботы отправились дотушивать пламя и разбирать сгоревшие строения. Солтанова усадили на приступок белого медицинского броневика. Лисица в белом глянцевом халате, осторожно сняв с лейтенанта форменную жилетку, покрывала заживляющим ожоги спреем покрасневшую кожу его рук. Арафаилов с майором Леаль задумчиво стояли возле лежащих на утрамбованном песке обгорелых останков аннелидоида с утонувшим в пламени внутренним миром. В чёрных глазах броненосца можно было прочесть едва различимую жалость.
— Я никогда не смогу этого понять, — произнёс Абдельджаффар. — Как направляемое инстинктами примитивное существо, должное заботиться лишь о собственном выживании, могло заставить себя сделать этот самоубийственный шаг? Огненный смерч, в котором червь готов был сгореть заживо, предназначался не нам, а вашей части. Это существо знало, что не выживет, когда достигнет своей цели, но с непреодолимым упорством шло к ней. Так что же давало ему такую силу воли? Как можно жить во имя собственных чудовищных убеждений и умереть за бред существующий лишь в твоей голове?
— Это было не существо, — вздохнула брандмейстер. — Это был огонь, который я не удержала в руках. А с ним нельзя обращать небрежно. В особенности с тем, что горит в чужих душах. Каждый из живущих, каким бы примитивным и глупым он ни казался, стремиться к собственному пониманию тепла и света. А оно у всех разное и у некоторых принимает самые что ни на есть извращённые формы. Сифонофор с таким исступлением искала его, что была готова испепелить всё вокруг. — Уперев могучие шерстяные руки в пояс, броненосец устремила взор на пылающий в небе шар. — Есть такой древний миф о сыне бога солнца. Однажды он взялся управлять огненной колесницей своего отца, но не сумел её удержать…
— Я знаю, его звали Фаэтон, — уточнил Ящер. — Он так стремился к свету, что воспламенил полмира и сгорел сам.
Невысокая воробьиха в шароварах шафранового цвета и широкополой синей рубахе с узорами загнутых индийских огурцов, пересчитывала кассу своего магазинчика с предметами восточной экзотики. Среди прилавков с различными сортами китайского чая, курительных смесей и побрякушек с иероглифами суетились два её проворных птенца в таких же сине-шафрановых одёжках. Один подметал пол, другой протирал прилавки и украшающие уютное помещение статуэтки многоруких индийских богов и пузатых будд. Оторвавшись от маленькой голограммы над кассой, орнитоид мельком взглянула в окошко, и чуть было не вскрикнула от испуга. В большом окне, вместо вёсёлой суеты солнечной улицы она увидела тёмно-синее чудовище, прижавшееся к стеклу. Грузное тело существа прикрывал грязный коричневый плащ, внизу массивной головы с широко расставленными чёрными глазками, окружёнными кольцами запойных мешков, покачивался загнутый хобот. Фу, всего лишь какой-то неухоженный слон! Какое облегчение! Воробьиха вернулась к своим подсчётам, но замерший за окном мутант не уходил. В витрине стояла чёрная с позолотой статуэтка слоноголового индийского божества Ганеши. Маммолоид уставился в фигуру, воздевшую руки в танце, как будто загипнотизированный ей. Подождав какое-то время, взволнованная воробьиха решила позвать мужа.
Её супруг занимался татуировками и арендовал противоположную сторону первого этажа, так что семейные предприятия соприкасались подсобками. Воробей был занят с клиентом, пришлось немного подождать. Наконец, одетый в противоположность супруги в шафрановую рубашку и синие шаровары, он появился в магазинчике. Слон так никуда и не делся. Выглянув из двери, воробей вежливо поинтересовался, не может ли он чем помочь. Маммолоид медленно повернул в его сторону голову, прожёг маленького орнитоида злым взглядом, ответил «Да», затолкал его внутрь лавки и сам завалился следом.
Благоухания восточных ароматов перебила вонь давно не мытого тела. К ней прибавился аромат перегара, когда посетитель прохрипел, уставив на статую в витрине большой палец с грязным крошащимся ногтем:
— Что это за идол?
Всё это было не к добру, однако практикующая восточные эзотерические учения воробьиха старалась подавить в себе напряжение и отгонять тревожные мысли, дабы не позволить им материализоваться.
— Это Ганеша. Божество мудрости и благополучия.
— Ха, — усмехнулся слон, — Как можно почитать мудрость, ею не обладая? Ибо лишь глупцы ищут божество в камне и дереве!
С этими словами он поднял двумя пальцами курчавого Мартрейю из серой глины и бросил на пол. Грядущий Учитель человечества разлетелся на мелкие кусочки. Воробей безуспешно попытался выпроводить хама, толкнув его в грязный бок, испуганные птенцы спрятались за мать. Но воробьиха самообладания не теряла.
— Божественный абсолют не только в камнях и деревьях. Он во всем, что нас окружает и в каждом из нас. И эти статуэтки — не разные идолы. Это лишь различные представления о едином божестве тех, кто жил до нас. В них каждый из ваятелей стремился запечатлеть главное качество божественного — красоту. — Подозревая в слоне религиозного фанатика, птичка старалась, чтобы её речь была как можно боле примирительна.
— Бог не есть красота, но гнев! — покачал головой мутант. — Посмотри вокруг: разве все вокруг стремятся наслаждаться красотой? Нет, все стремятся убивать, лишь только мимолётный страх за жизнь свою коснётся их сердец. Ибо Бог есть ещё и страх!
— Только глупец отвечает на зло другим злом. Мудрый убеждён, что не существует никакого зла, а лишь укрепляющие сердце испытания, что ниспосылает Вселенная. И мудрый благодарит её за это!
— Новозаветная ересь, превратившая людей в расу слабаков! А ты? — спокойно произнёс он. — Ты в этом убеждена?
И вдруг слон своим хоботом схватил за шею несчастного воробья и оторвал его когтистые лапы от пола. Птенцы истошно зачирикали, воробьиха закричала вместе с ними. Маммолоид, повернув огромную голову, смёл хрипящим воробьём статуэтки с одной из витрин и с размаху грохнул его об пол. Шафрановый орнитоид пытался подняться, но не мог этого сделать. Слон шагал впёред, круша огромными кулачищами прилавки. К истошному птичьему крику добавился безумный перезвон падающих колокольчиков.
— Ты будешь отрицать существования зла, когда я уничтожу все плоды трудов твоих? — ревел он, превращая в обломки представителей индуистского пантеона. Хозяйка разрушаемого магазина пятилась к кассе, пряча за собой вопящих птенцов. По полу узорам на полу рассыпался ароматный чай и изысканные пряности.
— Ты будешь возносить хвалу Богу, когда я буду ломать шеи отпрыскам твоим?
Воробьиха уже не пятилась. В её чёрных глазках сверкала ненависть, желтоватый клюв был решительно сжат. Одной рукой она прикрывала коричневоголовых воробьят, в другой блестело трёхгранное лезвие ритуального кинжала Пхурба, направленное в сторону бушующего слона. Три лица на голове божества, украшающей рукоять оружия, искажала гримаса гнева. Слон остановился, довольно покачал большой грязной головой.