Оставив мотоциклы за воротами, держа наготове оружие, Фар и Хамид, прикрыв лица своими полимерными масками и плотно застегнув гермокапюшоны, подходили к красному броневику, держа на прицеле вытянутый овальный люк отсека для запасок под раздвижными задними дверями. Между тем, непотушенные строения потихоньку разгорались снова. В потерявших контроль роботах включилась автономная программа. Один из них вернулся в горящий склад, оттуда слышалось шипение его газовой пушки. Два других, головные и грудные отделы которых из красных стали чёрными, безуспешно пытались зайти в дымящуюся сторожку, тыкаясь в стену и сталкиваясь друг с другом возле дверного проёма. Ящер прицелился, знаком приказал стажёру подойти сбоку к люку, чтобы по команде сдвинуть его вбок. Жёлтое солнце поднималось всё выше, тень от складов всё дальше отползала по утрамбованной земле от пожарной машины. Сенсоры маски зафиксировали движение под днищем броневика, Фар мгновенно замер.

Черноголовые фигуры в чёрных же жилетках остановились слишком далеко, чтобы одним выстрелом сжечь их обоих. Но они уже почуяли ловушку, начали отходить друг от друга и Сифонофор решил действовать. Из-под днища броневика в сторону оперативников вылетел клубящийся огненный шар, от которого они едва успели отскочить. Червь выскочил из укрытия, в движении сжимая и вытягивая шею. Двор наискосок прорезала длинная полоса пламени, обжигающая голые руки разбегающихся в разные стороны эсэсбешников сопровождающим её тепловым потоком. Офицеры несколько раз выстрелили на бегу, пули летали вокруг Сифонофора со звуком звенящих струн. Парочка попала в цель, завязнув в плотной мускулатуре червя и не причинив особенного вреда. Обе прилетели с одной стороны. Первым делом Сифонофор решил разделаться с наиболее опасным из двоих.

Отпрянув от горячего чёрного дыма, вырывающегося из окна поста охраны, Абдельджаффар пригнулся и забежал за ряд обгорелой техники, скрываясь в идущем от неё паре. Аннелидоид забежал за броневик, прикрыв им спину от пуль Хамида. Ноги с присосками делали большие приставные шаги, червь боком прыгал вдоль машин и элашки, на ходу пуская раскалённые струи между их закопченными мокрыми корпусами. Большие оранжевые языки вырывались из белых клубов пара сразу за Фаром, но ряд кончался, а следующим ближайшим укрытием могли послужить лишь приоткрытые ворота мастерской. До них было метров тридцать и оставалось надеяться, что к утренним пробежкам капитан приучал себя не зря. Выпрямившись и глядя прямо перед собой, Ящер пулей рванулся вперёд. Присев и упершись в землю растопыренными кольчатыми пальцами, червь вытянулся в его сторону, пустив вдогонку огненный поток. Казалось, что чем быстрее бежал Фар, тем сильнее жгло его спину. Он влетел в полутьму мастерской, споткнулся о лежащие неподалёку от входа запасные колёса пожарной машины и кубарем покатился по бетонному полу, чуть не упав в яму. Боль от падения он не чувствовал, лишь приятную прохладу.

Впечатлительному иранцу казалось, что его убегающего наставника пытается поджарить дракон из европейских легенд. Выгнутая грязно-зелёная с полосами спина червя вполне могла сойти за змеиное тело, а венчающая её трубка огнемёта была очень похожа на гребень. Пока аннелидоид гонял Арафаилова, у лейтенанта появился неожиданный союзник — пожарный робот распознал в черве источник открытого горения и двигался к нему. Хамид отошёл так, чтобы идущая поодаль машина оказалась между ним и поджигателем. Перс быстро сообразил, как победить это чудовище — выходя из-за робота то справа, то слева, он начал делать редкие одиночные выстрелы, тщательно целясь в оранжевые баллоны на поясе пиявки. А тот в это время развернулся к ним и, волнообразно изгибая вытянутую грязно-зелёную шею, пустил в них расширяющуюся огненную лавину. Подобно бело-жёлтому клину, её разрубала струя огнетушащего газа.

Но вдруг поток огня ослабел и иссяк. Сифонофор понял, что один из баллонов полностью опустошён. Он быстрым движением перевёл в другое положение флажок одного из пары редукторов на поясе, кольчатые пальцы развинтили вентиль. Однако робот был уже прямо перед ним. Он занёс для выпада руку с разжимом-кусачками. Сифонофор однажды пропустил подобный манёвр, а терять сейчас вторую конечность было совершенно не к месту. Нырнув под инструмент, червь оказался сзади робота. Он оплёл вытянутыми гибкими пальцами серые пневмотрубки между грудным и поясничным отделами машины и смял их в один пучок. Сжавшись в плотный комок, Сифонофор, тело которого, по сути, представляло собой сплошной мышечный мешок, швырнул робота назад. Тот не упал, удержал равновесие, растопырив прямоугольники ручных отделов, но оказался задней стороной к червю. Яркое пламя ударило в низ грудного отсека, туда, где трубки соединялись с центральным пневмонасосом. В квадратном корпусе что-то лопнуло и зашипело, робот упал на землю, гудение его агрегатов постепенно заглохло. Оставшийся без защиты человек в чёрном пятился к складам.

Сифонофор понял, что проиграл тактическую часть боя и погиб, когда в спину ударило три пули подряд, причём одна пробила мышечные ткани и вошла во внутреннюю полость. Тело аннелидоида пронзила боль. Пять пар глазок позволяли видеть всё вокруг одновременно. Сифонофор оценил, как удачно встали человек и мутант — под таким углом, чтобы не перестрелять друг друга и ему не дать сжечь одного из них. Над их пистолетами мерцали жёлтые прямоугольники. Пиявка не знала, что это режим прицельной стрельбы, но догадывалась, чего они хотят. Червь встал боком к ним, сжавшись и закрыв баллоны согнутой рукой, в которую тут же вонзилась пуля.

Они думают, что поймали его и теперь запросто потушат, как какой-то жалкий костерок! Ни они, ни кто другой не понимали, что такое огонь. Бандиты видели в пламени жалкого слугу, пожарные — неразумного врага. Сектанты поклонялись огню, но сотворили из него себе глупого идола, так похожего на них самих. Огонь не был ни рабом, ни богом. Это был лишь процесс, но волшебный процесс, лучше любого другого позволяющий понять саму жизнь. Жизнь — есть угасание. А перед тем, яркая вспышка! Вытянув и загнув палец, Сифонофор повернул флажок второго редуктора.

Фигура червя, похожая на вытянутый треугольник с загнутым кончиком, распрямилась. Из похожего на снежинку прибора на чёрной груди начали с шипением вылезать тонкие огненные струи. Они становились всё сильнее, разрастались в различных направлениях, как будто лепестки распускающегося инфернального цветка. Пламя извивалось и клубилось, казалось, поджигатель был полностью им охвачен. Песчаную площадку автобазы омывали волны тепловой энергии. Жар был такой сильный, что офицеры, инстинктивно закрывая лица в масках ладонями, начали пятиться назад. И тут клубы огня начали закручиваться к центру, в голубое небо поднялся широкий пламенный вихрь. Фар на миг увидел чёрную закопченную фигуру каким-то чудом ещё живого червя. А в следующую секунду, обречённый поджигатель повернулся в сторону стоящего ближе к нему Хамида. Перед ним крутился смертельный гудящий смерч. У лейтенанта был лишь несколько секунд, чтобы спастись. Отпрыгнув назад, он упал на спину и выстрелил.

Сифонофор испытывал боль такую страшную, что мозг престал её чувствовать. Практически сразу высохли и престали видеть глаза, кожа, привыкшая к влажной среде, сморщилась и обугливалась. Но он стоял из последних сил, стараясь принести огню последнюю жертву, унести с собой одного из тех, кто прервал его упоение разрушительной красотой. Потом был хлопок. И его последние тлеющие ощущения навсегда угасли.

В момент взрыва Абдельджаффар упал на землю, закрыв чешуйчатыми руками голову. Разорванное в обгорелые лоскуты тело пиявки упало недалеко от него. Страх смерти, главная движущая сила любого живого существа, помог Солтанову сделать один безошибочный выстрел. Фар поднялся. Он весь был пыльный и грязный. Его чешуя, казалось, по-прежнему ощущала жар. Он подошёл к изуродованному трупу. Некоторые мышцы аннелидоида всё ещё конвульсивно сокращались, с мерзким хрустом покрывающей их бурой корки. Ящер опрометчиво глубоко вдохнул. Его качнуло от смеси мерзкого запаха, источаемого пиявкой, с едкими ароматами возносящегося к утреннему солнцу дыма. Хамид всё ещё лежал на спине, трясущимися руками продолжая целиться в то место, где несколько мгновений назад бушевало пламя. Поскальзываясь на выпавших из поджигателя органах, Ящер подошёл к нему, помог подняться и снять маску. Лицо Солтанова было бледным и покрытым холодным липким потом. Вытаращив свои большие глаза, он присел на корточки, обхватил руками узоры на выстриженном затылке и несколько раз глубоко и шумно вздохнул. Фар снял свой гермокапюшон, прицепил маску обратно на пояс, внимательно глядя на пережившего свой первый бой Хамида.

— Всё, давай, бери себя в руки, — велел он, похлопав молодого коллегу по плечу. — Сейчас пожарные подъедут, нечего им видеть смятение в наших доблестных рядах.

Лейтенант встал, тряхнул головой, резко выдохнул. Только теперь он почувствовал, что обжёг руки. Стараясь придать голосу как можно большую твёрдость, стажёр спросил:

— Всегда так?..

— Страшно-то? — не дал договорить ему Арафаилов. — Да. Каждый раз, когда идёшь в бой всегда боишься. Только со временем понимаешь, что как бы не боялся — всё равно идешь. Так на самом деле и должно быть. Я не буду тебе объяснять, как опасно поддаваться панике, ты это и сам понимаешь. Но ещё страшней полностью подавить собственный страх. Новички гибнут не так часто, старые заслуженные сотрудники — ещё реже. Основная масса потерь — это ещё молодые, но опытные бойцы, которые внушили себе, что всё уже видели и через всё прошли. Бесстрашие ослепляет, оно совершенно в нашей работе не нужно. А вот осознавать опасность, но продолжать идти ей навстречу — это настоящая храбрость и есть.