— Заходите, я постараюсь вас пропустить, — ответила секретарь.

Дэвин тут же позвонил в офис заместителя директора по оперативным вопросам, чтобы сообщить Клэйру Джорджу и его заместителю Тому Твиттену, что он идет к директору со спутниковыми снимками с места события в Джелалабаде, быстро обходя тем самым лишние звенья в бюрократической цепочке.

Спутниковые снимки были большой удачей. Так случилось, что спутник как раз пролетал в безоблачном небе Джелалабада спустя всего несколько часов после того, как инженер Гафар сбил первые три вертолета. И эта была удача, которая подвернулась как раз вовремя.

Директор был один, когда Дэвина пригласили в его кабинет. Как только Дэвин разложил снимки на столе, директор подался вперед, чтобы лучше рассмотреть их.

— Вот три вертолета, сбитые в ходе первой операции, — пояснил Джек, указывая на сгоревшие остовы вертолетов, четко различимые на фотографиях, сделанных с высоким разрешением.

В глазах Кейси мелькнула озорная искорка.

— Это меняет дело, не так ли?

— Несомненно. Такого дня уже давно не было.

— Они потерпят поражение, а? — пробормотал Кейси.

— Перемены очень динамичны. Это определенно, — ответил Дэвин, не желая идти так же далеко, как Кейси, в оценке результатов первого боевого применения «Стингеров».

— Оставь их мне, Джек. Я отнесу их президенту.

Встреча оказалась очень короткой, но Дэвин ушел из кабинета директора убежденный, что старик искренне верил, что в Афганистане появилось что-то совершенно новое. Если только им удастся закрепить этот успех.

Я нажал кнопку перемотки и снова просмотрел пленку. Я видел инженера Гафара с его окладистой черной бородой в бежевого цвета шапке читрал из валяной шерсти в тот момент, когда он прицелился и пустил ракету «Стингер». Потом дрожащая картинка показала другого бойца, пускающего ракеты, и белый след его ракеты, изящной аркой прочертивший безоблачное небо. Следующие кадры показывали сближение ракеты с вертолетом Ми-24Д, который сейчас был в центре экрана. Звук от взрыва ракеты был заглушен торжествующими возгласами Гафара и его бойцов, снова и снова кричавших: «Аллах Акбар!» В следующее мгновение на экране возник какой-то коллаж из приплясывающих ног, кусков земли и неба, чьих-то колен. Это телеоператор Гафара, забыв о своей задаче снимать засаду, выпустил камеру из рук и присоединился в пляске к торжествующим товарищам, когда вскоре один за другим были сбиты еще два вертолета.

Следующая сцена показывала искореженный остов одного из вертолетов. Потом на экране появился крадущийся в направлении вертолета моджахед с автоматом Калашникова. Последние 10 секунд пленка зафиксировала жуткую сцену с безжизненными телами советского экипажа Ми-24Д. Были слышны ругательства и проклятия на пушту в адрес убитых, прерываемые короткими автоматными очередями. От автоматной очереди тело одного из убитых членов экипажа дернулось и перевернулось. Под конец оператор показал крупным планом лицо убитого советского солдата. Ему было около 20 лет, и лицо выглядело странно спокойным в этом ужасном окружении. Я подумал о своем сыне, офицере-рейнджере, которому приходилось очень много летать на вертолетах, и о родителях этого убитого солдата где-то в Советском Союзе.

Я обернулся к своему начальнику штаба.

— Сделай копии этого и немедленно отправь в опергруппу. Но последнюю сцену вырежи. Я не хочу отсылать это в Вашингтон. После редактирования покажи мне.

В Кабуле реакция на первую атаку с применением «Стингеров» под Джелалабадом была смешанной. Через несколько часов после инцидента полеты были почти полностью прекращены, пока следователи 40-й армии осматривали место происшествия, опрашивали уцелевших членов экипажей, делали выводы. Моментально был сделан вывод, что после длительных открытых дебатов в Вашингтоне, за которыми пристально следила советская разведка, «Стингеры» в Афганистан наконец поступили. Советским войскам был отдан приказ обеспечить 10-мильную «свободную от бандитов зону» вокруг каждой авиабазы; выполнить это было невозможно, и командование 40-й армии это знало, однако сам по себе этот приказ вроде бы указывал на возможность противодействия новой угрозе. Кроме того, всевзлетающие и совершающие посадку вертолеты должны были сближаться и удаляться от аэродромов по спирали. Считалось, что высота шесть тысяч метров, примерно в два раза превышающая радиус действия «Стингера», является достаточно надежной защитой.

Особые усилия прилагались, чтобы убедить советские и афганские экипажи в том, что «Стингер» является просто еще одной проблемой, которая может быть решена. Им обещали, что скоро все воздушные суда будут оборудованы системами противодействия на основе применения ракет высокой яркости, которые будут выбрасываться с самолета и дезориентировать системы теплового наведения «Стингеров», уводя их в сторону от цели.

Вместе с тем командование 40-й армии начало подсчитывать эффективность применения новых американских ракет, отмечая, сколько повстанческих групп имело их на вооружении, сколько сделано пусков, сколько советских и афганских целей поражено. Было установлено, что в течение года эффективность применения «Стингеров» составила 20 процентов, что заметно превышало трехпроцентный эффект при использовании повстанцами менее совершенной советской системы САМ-7.

После первого боевого применения «Стингеров» в Джелалабаде возросла напряженность в отношениях между специалистами-аналитиками по Советскому Сою зу и по Ближнему Востоку, входившими в опергруппу по Афганистану. Из различных источников стали поступать сведения — материалы радиоперехвата, агентурные сообщения, снимки со спутников, — на основании которых советские и афганские потери в самолетах за последние недели составляли примерно по одной единице в день, или, если придерживаться консервативного подхода, по одной единице в два-три дня. Советские аналитики отказывались принимать сведения о более высоких потерях и требовали фотографических доказательств по поводу каждого сбитого вертолета или самолета, прежде чем этот результат будет зачтен.