Я видел, что Ахтар сомневался, что речь идет о простом обследовании. Пессимист в нем, похоже, брал верх, и он чувствовал, что теряет свой талисман.

— Пожалуйста, позвоните, если будут хоть какие-то новости.

— Обязательно, — заверил я, оставляя расстроенного генерала наедине с индийцами на границе и возможной перспективой потери своего человека в Вашингтоне.

В то же утро я информировал Лэнгли о росте напряженности в Пакистане, вызванном началом индийских маневров. Тогда я не знал, что в ближайшие недели этот процесс почти выйдет из-под контроля. Не было у меня и представления о том, насколько серьезно положение Билла Кейси, физическое и политическое.

Леонид Шебаршин с особым вниманием следил за драматическим развитием обстановки на индо-пакистанской границе. Он знал, что пакистанцы будут считать индийские маневры гигантским заговором и будут убеждены, что маневры начаты как раз для того, чтобы отвлечь их внимание, а также внимание их друзей в США от войны на западной границе возможной вспышкой на восточном фронте. Он также знал, что пакистанцы придут к выводу, что этот заговор был инициирован Москвой и что все будет развиваться по разработанному там генеральному плану.

Но генерал КГБ знал, что Южная Азия сама умела попадать в трясину, без какой-либо закулисной помощи Москвы, реальной или воображаемой. На самом деле индийцы начали маневры «Брастэкс» по собственной инициативе, и Москва никоим образом не подталкивала их к созданию этой отвлекающей внимание пакистанцев ситуации, которая могла бы ослабить давление на Афганистан. Неважно, что объективно это работало именно в том направлении. Это не было частью какого-то большого плана.

Тем не менее Шебаршин должен был внимательно следить за маневрами «Брастэкс». Это старое южноазиатское пугало — просчет и излишне острая реакция — всегда может проявить себя. Это может накалить обстановку, может быть, даже больше, чем кому-то хотелось бы.

Я сидел один в приемной Межведомственного разведывательного управления, ожидая прихода Ахтара, который пригласил меня для срочного обсуждения событий на границе. Он имел в виду «Брастэкс» и реакцию Пакистана. Генерал Сандаржи и Зия провели некоторую передислокацию войск, за этим последовали ответные действия сторон, в результате которых к середине января напряженность настолько возросла, что любой неосторожный шаг мог привести к войне.

19 января делийские газеты истерически объявили о «массированном сосредоточении пакистанских войск на границе», а на следующий день на пресс-конференции премьер-министр Ганди выразил «крайнюю обеспокоенность» по поводу наращивания пакистанской группировки. В ходе следующей недели пакистанская и индийская разведки активно подпитывали прессу своих стран подстрекательскими слухами относительно военных приготовлений противной стороны. Индийцы были убеждены, что Зия тайно вывел танковый корпус на исходные позиции для нанесения молниеносного удара в индийском Пенджабе с целью отделения Кашмира от остальной части Индии. Напряжение возрастало, пресса сообщала о минировании пакистанскими саперами мостов вокруг Лахора с целью воспрепятствования неминуемому индийскому вторжению. 23 января Индия объявила мобилизацию, и Пакистан ответил тем же. Все было готово к новой войне между двумя южноазиатскими соседями. В тот же вечер Зия поручил своему премьер-министру Мохаммаду Хан Джунеджо связаться с его коллегой в Дели и начать диалог с целью деэскалации. Потом, следуя совету своих помощников, Зия объявил, что собирается посетить матч по крикету в Дели. И напряженность спала так же быстро, как и возникла.

Ахтар вошел в приемную в сопровождении своего помощника полковника Риаза, следовавшего за ним в двух шагах. Он начал говорить уже на ходу.

— Президенту это удалось, — сияя, сказал Ахтар.

— Удалось? — я был слегка озадачен выражением самодовольства и торжества.

Ахтар нахмурился.

— Да, риск был велик, но у Зии стальные нервы. Он до самого последнего момента держал войска на передовых рубежах. И он позаботился, чтобы они знали о его действиях, позволив им перехватывать его переговоры. Это было замечательно.

— Да, конечно, замечательно, — сказал я, — но мне пока непонятно, почему дело чуть не дошло до войны. В чем была проблема?

Ахтар знаком приказал Риазу прекратить запись и выйти из комнаты.

— Раджив Ганди — этот плейбой и шут, — сказал Ахтар после ухода Риаза, — потерял контроль над начальником штаба своей армии. Президент еще в октябре давал знать Дели, что если учения «Брастэкс» примут провокационный характер, он ответит тем же. Но Сандаржи решил, что может игнорировать нашу озабоченность, а Ганди вообще не обращал на это внимания, пока две недели назад его собственная пресса не заговорила о войне. Тогда он решил наверстать упущенное.

— Да-а, — протянул я, — чуть не опоздал. Это что, была просто провокация, вышедшая из-под контроля, или был какой-то другой замысел?

— Это Сандаржи, — сказал Ахтар с таким видом, как если бы доверял мне какой-то большой секрет. — Он хотел войны. Он думал, что сможет спровоцировать президента Зию на первый шаг, заставить его первым совершить ошибку. Он думал, что может войти в Пакистан и разделаться со всем за одну неделю. Потом Зия подвинул немного свои силы, особенно танки в Бахавалпуре, и у Сандаржи сразу получилась иная картина. Как раз Пакистан мог справиться с ситуацией за одну неделю!

— Все накалилось так быстро и так же быстро остыло, что мы так и не поняли: насколько близковы подошли к грани войны?