Все трое одновременно щелкнули выключателями предохранителей. Послышался нарастающий шум гироскопов, указывающий на то, что «Стингеры» уловили тепловое излучение приближающихся вертолетов. Каждый стрелок, чтобы не потерять драгоценную ракету, взял под прицел заранее согласованную часть вертолетного строя. Все трое щекой чувствовали вибрацию корпусов «Стингеров» — указание на то, что цель захвачена. Послышался резкий звук прибора «свой — чужой», который еще больше увеличил возбуждение бойцов. Заходившие на посадку на аэродром Джелалабада вертолеты снизились примерно до 300 метров.
— Предохранитель! — скомандовал Гафар. Подтверждение команды поступило почти немедленно, и два других бойца нажали покрытые резиновой оболочкой продолговатые кнопки приведения «Стингеров» в полную боевую готовность.
С этого мгновения каждый боец продолжал действовать самостоятельно, полагаясь только на подготовку, полученную им в лагере Оджри, когда он следил за лучом света на белой простыне. В течение двух секунд все трое пустили ракеты. Первый «Стингер», вылетевший из пусковой трубы Гафара, пролетел, как это предусматривалось конструкцией, на пусковом заряде шесть метров, но его маршевый двигатель не запустился. Ракета упала на землю и по инерции загремела по камням. Осечка!
Однако еще до того как стих звук от первой упавшей ракеты, второй и третий ракетчики пустили свои ракеты. Тонкие стрелы ринулись к своим целям со скоростью, в два раза превышающей скорость звука, оставляя в голубом небе Джелалабада расширяющиеся белые следы. Тем временем Гафар перезарядил свой «Стингер», пристыковав к прикладу новую пусковую трубу как раз в тот момент, когда первая ракета поразила свою цель.
Первый вертолет взорвался в воздухе и упал камнем в конце взлетной полосы. Второй Ми-24Д закрутился в штопоре, вызванном потерей двух лопастей несущего винта, и рухнул на землю примерно в 600 метрах от горящих обломков первого. Гафар перезарядил свою пусковую установку и прицелился в один из оставшихся в воздухе пяти вертолетов, которые, стремясь уйти от засады, стали выполнять хаотические противозенитные маневры.
Гафар тщательно прицелился в головной вертолет и уже четко почувствовал вибрацию корпуса, указывающую на захват цели, когда вертолет сделал резкий вираж
— Аллах Акбар! — раздались крики бойцов вокруг. Взрыв бензобаков практически разорвал вертолет в воздухе на части и осыпал местность вокруг осколками. Гафар видел, как боец, в задачу которого входило сделать видеозапись атак, прыгал от восторга вместе со всеми и тоже кричал: «Аллах Велик!» Красная индикаторная лампочка его видеокамеры «Сони» все еще горела, но объектив был направлен в землю. Гафару оставалось только надеяться, что оператор успел запечатлеть хоть что-то на пленке, прежде чем его охватила эйфория от удачного нападения. Позже, просматривая эту видеозапись, я видел оба сбитых вертолета, а также беспорядочные кадры земли, пыльных сандалий и неба, которые снимал прыгающий оператор.
— Собрать оборудование и быть готовыми к отходу через две минуты! — скомандовал Гафар своим бойцам уже более спокойным командирским голосом. И, обернувшись к оператору: «Подберись поближе к обломкам и сделай съемку». И ко второй группе: «Уничтожить невзорвавшийся “Стингер”. Разбить центр ракеты большим камнем. Осторожно, не разбить боеголовку!»
Инструкции были предельно четкими: действующий «Стингер» ни при каких обстоятельствах не должен достаться врагу. Гафар на месте принял решение уничтожить электронный блок давшей осечку ракеты, а не возвращать ее на базу, подвергаясь риску взрыва боеголовки в пути. Через несколько минут группа Гафара покинула боевую позицию и направилась в район, где в 10 километрах их ждали средства транспорта. В тот же вечер они в Пакистане будут докладывать об успехе. Гафар взял радиопередатчик с прыгающей частотой, который был в ранце одного из бойцов, и впервые нарушил радиомолчание, длившееся неделю.
«Три подтвержденных уничтоженных цели, — передал он, — четвертая ракета дала осечку».
Это секретное радиосообщение было принято радиоцентром Межведомственного разведывательного управления высоко в горах за «нулевой линией» как потрясающая весть о первой крупной победе над советскими вертолетами.
Вечером в день засады в Джелалабаде со срочной новостью позвонил помощник генерала Ахтара половник Риаз. Его сообщение было коротким и строго деловым: первая группа боевиков, направленная в Нангархар, в тот день сбила три цели. Не мог бы я сообщить об этом г-ну Кейси и запросить спутниковые фотографии места боя? Я вернулся в офис и передал это сообщение об успехе в Лэнгли вместе со своими комментариями, что события в Джелалабаде, последовавшие всего через месяц после взрыва в Карге, могут вызвать перемены в настроениях афганского сопротивления.
Когда на следующее утро я стал просматривать поступившие за ночь шифровки, поверх стопки нашел два сообщения. Первой телеграммой меня благодарили за отчет о сбитых вертолетах, но предупреждали критически относиться ко всем сообщениям о якобы достигнутых успехах. Мне дали указание добиваться получения независимого подтверждения этого и других сведений о сбитых самолетах и вертолетах.
Вторая телеграмма со ссылкой на первую была короткой и деловой. В характерном для Лэнгли телеграфном стиле мне сообщалось:
«СНИМКИ СО СПУТНИКА ПОДТВЕРЖДАЮТ ПОРАЖЕНИЕ ТРЕХ ЦЕЛЕЙ В ДЖЕЛАЛАБАДЕ, О КОТОРЫХ ВЫ СООБЩИЛИ. ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕДАЙТЕ НАШИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ С ХОРОШО ВЫПОЛНЕННОЙ РАБОТОЙ».
На следующей неделе я с интересом следил за прекращением воздушных операций советских сил в Восточном Афганистане. Когда операции возобновились, воздушное патрулирование осуществлялось уже на гораздо больших высотах, чем до засады.
Война вступала в новую стадию.
Руководитель оперативной группы по Афганистану Джек Дэвин еще раз просмотрел сделанные утром спутниковые фотографии района Джелалабада размером 30x45 сантиметров и пришел к выводу, что в войне наступил нужный ему переломный момент. В сочетании с полным уничтожением месяц назад склада боеприпасов в Карге то, что было у него перед глазами, давало ему необходимый компонент — динамику. Он снял трубку телефона и позвонил в офис Кейси, расположенный двумя этажами выше.
Ответившему секретарю директора он сказал:
— Это Джек Дэвин. Могу я зайти к нему прямо сейчас? У меня есть кое-какие фотографии, которые он должен увидеть.