— Нет, Вовка, тут другое, — вздохнул Давид.
— Тогда любовь, — мудро заключил Владимир.
Давид, несколько опешил, но не оттого, что он не ожидал услышать подобного предположения, а, скорей, потому, что не ожидал так скоро найти понимания.
— Точно, — кивнул он.
Тем временем очередь подошла к кассе. Юноши стояли возле аппарата с пустыми подносами.
— Что, даже чаю не попьёте, — весело спросила полная кассирша.
Они молча отошли в сторону, поставили подносы на стол, и направились в школьный двор, собираясь часовую перемену провести в беседке.
Пока Давид изливал душу товарищу, тот понимающе кивал. А потом сказал:
— Знаешь, Додик, а я ведь тоже влюблён.
— В кого? — найдя не только понимающего человека, но и собрата по душевным мукам, почти восторженно спросил Давид.
— В Ритку, — коротко ответил Вовка.
Образ собрата стал приобретать демонические очертания, мягко говоря, конкурента. Давид уже был не рад своим откровенностям и, вероятно быстро менялся в лице.
— Да, ты, не бойся, — дружелюбно попытался прервать эти метаморфозы Вовка. — У меня та же проблема. Я тоже не могу подойти к ней. И, кстати, я её давно люблю. Дольше чем ты. Ещё с третьего класса, когда к вам пришёл. Только всё сильней и сильней.
Тем не менее, столкновение интересов было налицо.
Додик резким движением развернулся и пошёл прочь от ещё недавнего почти друга.
Перед самым началом урока, Давид подошёл к Маргарите Звягинцевой и предложил ей свою честную и искреннюю дружбу, потом, секунду подумав, выпалил жаркое, признание в любви.
Всё это произошло в окружении девушек доброй половины класса. Некоторые хихикали, иные испуганно глядели, ожидая продолжения, третьи просто ничего не понимали, пребывая в состоянии лёгкого транса, в виду отсутствия ранее подобного прецедента в их коллективе. Ритка в ответ расхохоталась и надменно произнесла:
— Подрасти, мальчик, — она села за парту и демонстративно отвернулась.
Над классом воцарилась бездонная тишина. Давида бросило в жар, потом в холод, потом снова в жар. Краем глаза он заметил, что сцену видел Ландин. Давид ругал себя последними словами. Тихонько, что бы никто не слышал.
Тем не менее, вопреки его страшным ожиданиям, он стал почти героем. Вскоре он почувствовал, что к нему стали относиться лучше прежнего. Хотя к нему и так относились не плохо, но теперь он стал отмечать на себе заинтересованные взгляды одноклассниц, быстренько вытеснившие Ритку за пределы либидозного. Крепкие рукопожатия одноклассников тоже были не лишними.