В такой же обстановке Кимон Георгиев выступил 21 ноября с речью об отставке правительства, как того требовал закон. Депутаты ВНС приняли отставку и поручили сформировать правительство Георгию Димитрову.
Предшествующие две недели Димитров посвятил консультациям и согласованию кандидатур будущих министров с членами Политбюро и руководством других партий ОФ. Предложения о кандидатурах на министерские посты от оппозиционного блока не поступили, поэтому хитроумные советы Сталина не пригодились. В третьем правительстве Отечественного фронта, сформированном Великим народным собранием, коммунисты получили половину портфелей (10 из 20), БЗНС — пять, «Звено» и БРСДП — по два, «независимые» — один. Димитров стал премьером, Кимон Георгиев получил посты заместителя премьера и министра иностранных дел и исповеданий. Военное министерство возглавил член Политбюро ЦК БРП(к) Георгий Дамянов.
Декларация правительства, оглашённая Димитровым 28 ноября, стала свидетельством прихода к власти подлинного национального лидера Болгарии. Ведь национальный лидер — это не тот, которого избрали или назначили на высший пост для управления государством, а тот, кто выдвигает понятную народу идею, даёт людям высокую цель, которую они принимают и во имя которой вершат большие дела, не считаясь с жертвами. Димитров констатировал, что с проведением выборов в Великое народное собрание страна вступает в новый этап развития. Заложены прочные основы народной демократии, расчищен путь для всестороннего строительства народной республики. Затем Димитров сформулировал национальную программу для Болгарии. Краеугольным камнем внешней политики он назвал искреннюю и последовательную дружбу Болгарии с Советским Союзом. В области экономики имелось в виду начать индустриализацию страны на базе электрификации, ввести в действие новые производственные мощности и обновить существующие, в том числе и на основе частной инициативы. Будет оказана всесторонняя поддержка кооперации в городе и деревне, развитию образования и культуры. Эта программа, подчеркнул Димитров, станет прорывом в будущее, но потребует преодоления значительных трудностей, которые являются «результатом нашей бедности, отсталости нашей экономики, губительных опустошений, причинённых ей прежними реакционными и фашистскими режимами, а также последствиями двух засушливых лет»{314}.
Как и ожидалось, оппозиционные депутаты устроили обструкцию председателю правительства, постоянно прерывая его речь репликами, выкриками и смехом. То же самое получил в ответ от депутатов ОФ Никола Петков, выступивший 3 декабря в ходе дебатов по декларации правительства. Петков назвал её необыкновенно длинной, бессодержательной и поверхностной, наполненной пустыми обещаниями блестящего будущего и сформулировал альтернативный взгляд на национальный путь. Развитые промышленные страны, заявил он, должны стать социалистическими республиками, а такие страны, как Болгария, будут развиваться как крестьянские кооперативные республики. Если Димитров считал безусловным приоритетом ускоренную модернизацию экономики на основе общегосударственной собственности, то Петков отстаивал кооперативный принцип организации производства при гегемонии крестьянства. Однако идеи аграризма, когда-то популярные в Болгарии, в середине XX века уже стали анахронизмом.
В то же время лидер оппозиции справедливо указал, что в правительственной декларации ничего не сказано о гарантиях прав и свобод личности, не провозглашён принцип разделения законодательной, исполнительной и судебной властей, что свидетельствует о стремлении компартии к тоталитарному управлению. Парламентское большинство не хотело даже слышать об этом.
Работа парламента сопровождалась острыми конфликтами и скандалами, в основе которых лежала не только невысокая политическая культура большинства депутатов с той и другой стороны, замешанная на балканском темпераменте, но главным образом принципиально различные представления о том, какой должна стать политическая и социально-экономическая система страны. Для Димитрова, привыкшего к тому, что его мнение не оспаривается ни в ЦК, ни в правительстве, столь бурный натиск был беспрецедентным. «Вы — орудие чуждых сил, по чужим указаниям покинули правительство в сорок пятом году!» — в сердцах бросил он оппозиционным депутатам во время ожесточённой перепалки, и этот возглас прозвучал как серьёзное обвинение. В другой раз Димитров пообещал «выбросить вон» тех, кто мешает спокойной работе парламента. Но и Петков не скупился на крепкие выражения: назвал Димитрова «сатрапом» и упрекнул в том, что тот долгое время находился на службе у другого государства{315}.
Первые месяцы работы Великого народного собрания показали, что ни сотрудничества, ни даже взаимопонимания между парламентской оппозицией и правительственными партиями нет и быть не может. Надежды на компромиссы остались в прошлом. Да и как заставить дружно тащить государственную телегу «коня и трепетную лань» (не будем персонифицировать этот пушкинский образ)? Кто-то должен был остаться на обочине. Димитров помнил чеканную формулу Ленина: «Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве»{316}.
Став премьер-министром, наш герой покинул резиденцию на улице Велико-Тырново и занял предназначенный для него кабинет в бывшем царском дворце на площади Девятого сентября. Болгарское правительство переехало туда ещё при Кимоне Георгиеве после отъезда царской семьи. Интерьеры и обитатели бывшего царского дворца представляли собой пёструю смесь предметов и лиц. В кабинете Димитрова, где по его распоряжению повесили портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, стояла кокетливая позолоченная мебель, а в коридорах можно было встретить бывших посыльных в нарядных царских мундирах и чиновников, доставшихся в наследство от правительств Филова и Багрянова.
Административное руководство было для Димитрова не в новинку. В первую очередь он постарался придать ускорение работе Совета министров. Распорядился образовать комитеты в составе четырёх-пяти министров для рассмотрения текущих вопросов, чтобы уменьшить количество общих заседаний. Инициировал принятие решений об ускорении конфискации незаконно полученных состояний, о государственной монополии на спирт и табак, о проведении геологоразведочных работ с помощью советских специалистов, об отмене нарядно-реквизиционной системы, что дало возможность крестьянам продавать излишки продукции, и другие. Важную руководящую и координирующую роль стал играть Высший экономический совет.
Под руководством и при личном участии Георгия Димитрова правительство разработало двухлетний народнохозяйственный план, утверждённый впоследствии парламентом. План имел целью восстановление экономического потенциала страны, создание современных предприятий, индустриализацию и электрификацию хозяйства, расширение и укрепление государственного сектора в промышленности. Курс на коренные преобразования не всем был по вкусу, о чём свидетельствует возмущённая реплика Басила Коларова в Народном собрании: «Ведь все страны Европы стали промышленными, даже те, у которых нет таких природных богатств и условий, как в Болгарии. Почему же Болгарию надо сознательно удерживать в положении отсталой деревенской страны? И мы можем создать у нас машинную индустрию, такую, как во всех европейских странах»{317}.
По мере преодоления международной изоляции страны происходило оживление хозяйственной деятельности, однако глубокие перемены в социально-экономической сфере пока не происходили. Правительство старалось поддерживать в равной мере государственные предприятия, кооперативные объединения и частных предпринимателей — «патриотических промышленников и торговцев», по выражению Димитрова. Доля государственного сектора в национальной экономике Болгарии оставалась незначительной и была представлена, в основном, угледобывающими предприятиями и железнодорожным транспортом. Около 70 процентов индустрии, в том числе практически вся лёгкая и пищевая промышленность, находилось в руках частного капитала. В сельском хозяйстве было занято 80 процентов населения страны. Плодородной земли не хватало, она постоянно дробилась на мелкие участки, что привело к сильной чересполосице. Основной тягловой силой в деревне оставались быки и буйволы; во многих местах ещё пахали сохой. Принятый в 1946 году Народным собранием закон о трудовой поземельной собственности ограничил площадь земли, обрабатываемой одной крестьянской семьёй, до 20 гектаров (в плодородной Добрудже — до 30 гектаров). Образовавшийся в результате изъятия излишков фонд использовался для наделения землёй безземельных и малоземельных крестьян.
Новой формой сельскохозяйственной кооперации стали трудовые кооперативные земледельческие хозяйства — ТКЗХ. Крестьяне, вступавшие в ТКЗХ с землёй, инвентарём и скотом, сохраняли на них права и получали ренту; собственность возвращалась хозяину в случае его выхода из ТКЗХ. Несмотря на многочисленные нарушения, допускавшиеся в создании кооперативных хозяйств в первое время, этот путь, не предусматривающий национализации земли, оказался в целом перспективным для Болгарии: кооперативные хозяйства успешно работали здесь несколько десятилетий.
Первые мероприятия правительства Димитрова совпали с давно ожидаемым событием — подписанием государствами-победителями мирного договора с Болгарией и другими бывшими сателлитами гитлеровской Германии. Это произошло в Париже 10 февраля 1947 года. Болгарии было назначено выплатить 125 миллионов долларов равными долями Греции и Югославии в качестве компенсации за оккупацию их территорий. Болгаро-греческая граница осталась на прежнем месте.
Урегулирование международного положения завершило целый этап послевоенной истории страны. Правительство получило возможность направить усилия на решение социально-экономических проблем. Выступая на Софийской областной партийной конференции 24 февраля 1947 года, Георгий Димитров выдвинул амбициозную задачу: за 10–15 лет Болгария должна добиться того, чего другие государства добивались в течение столетия. Планы ускоренного развития страны строились с расчётом на длительное и многостороннее сотрудничество с Советским Союзом. Другое известное высказывание нашего героя — о том, что дружба с СССР нужна Болгарии, как солнце и воздух всякому живому существу, — являлось не просто фигурой речи. Оно отражало в полном смысле слова жизненную необходимость для Болгарии поддержки Москвы. Уже по первому торгово-экономическому соглашению 1945 года Болгария стала ввозить из СССР хлопок, нефтепродукты, металл, химикаты, сельхозмашины; обратно шли руды редких металлов, табак, эфирные масла, кожа, изделия пищевой промышленности и другие товары. Болгарскому народному банку предоставлялись кредиты и займы, возникли совместные предприятия, укреплялось сотрудничество в военной сфере, первые болгарские студенты отправились на учебу в СССР. Так что дружба, о которой говорил Димитров, — это не митинговый лозунг, она имела вполне прагматичные очертания и конкретное товарно-денежное наполнение.
В 1947 году БРП(к) стала в полном смысле слова партией правящей, хотя коммунисты располагали в правительстве лишь половиной мест. Численность партии превысила 400 тысяч человек, что было больше суммарной численности всех других партий ОФ и давало возможность выдвигать коммунистов на ответственные должности в столице и провинции. Политбюро и Секретариат ЦК рассматривали все крупные вопросы жизнедеятельности государства и общества и выносили по ним постановления в форме поручений коммунистическим министрам, парламентской группе и органам управления. Решением ЦК назначались на должность руководители государственных предприятий и ведомств, профсоюзных и других общественных организаций, а также главы самоуправления (кметы) крупных городов.
Подобная практика была советским заимствованием. Опыт ВКП(б) Димитров постиг до тонкостей, когда работал в Москве. Чтобы использовать его, организовал длительные командировки в СССР секретаря ЦК Георгия Чанкова и других ответственных функционеров. Надо заметить, что и сам он по примеру Сталина возглавлял одновременно правительство и коммунистическую партию, сосредоточив тем самым в своих руках практически всю полноту власти в стране.
За месяц пребывания в СССР болгарская церковная делегация познакомилась с деятельностью Русской православной церкви после восстановления в 1943 году патриаршества, встречалась с патриархом Алексием и председателем Совета по делам РПЦ при Совнаркоме СССР Г. Г. Карповым. Во время московских встреч подробно обсуждалась тема восстановления Болгарской патриархии, ликвидированной в начале XV века, после завоевания Болгарии турками.
Димитров дважды принимал делегацию в своей московской квартире. Оба раза неспешный разговор о болгарской церкви и болгарском духовенстве, об их роли в новой Болгарии длился до глубокой ночи. Однако у него не сложилось впечатления о полной искренности экзарха: тот явно искал поддержки, чтобы получить сан патриарха. «Дал самые торжественные заверения, что поддерживает и будет неуклонно поддерживать Отечественный фронт и его политику… — записал в дневнике Димитров. — Довольно хитрая лиса…»
После возвращения на родину экзарх Стефан прислал Димитрову прочувствованное письмо с благодарностью за приём «в Вашем действительно народном доме», где «Вы, диалектический материалист, и я, мистический идеалист, встретились не как враги, а как соратники». Письмо было аккуратно переписано в дневник, но осталось без комментариев.