Следующая встреча Димитрова с иерархами Болгарской церкви состоялась 26 мая 1946 года, когда в Болгарии отмечалось тысячелетие со дня кончины Иоанна Рилского. Преподобный Иоанн, самый почитаемый в Болгарии святой, долгое время подвизался в горном массиве Рила, что южнее Софии, и основал там обитель. Впоследствии обитель превратилась в крупнейший монастырь, один из центров духовного просвещения народа.
В храме Рилского монастыря прошла торжественная служба, после чего в трапезной состоялся официальный приём. С речами выступили экзарх Стефан, премьер-министр Кимон Георгиев, патриарх Московский и Всея Руси Алексий. Было предоставлено слово и Георгию Димитрову. В своей речи он дал развёрнутую оценку исторических заслуг болгарской церкви. «В вековых тяжелейших испытаниях, в борьбе за освобождение нашего народа от чужеземного рабства болгарская церковь была хранительницей и покровительницей национального духа болгар, — подчеркнул он. — <…> Можно смело сказать, что не было бы сегодняшней новой, демократической Болгарии, Болгарии Отечественного фронта, если бы во времена тёмного, чёрного рабского прошлого не существовали монастыри, подобные Рилской обители, хранившие национальные чувства, национальные надежды, национальную гордость болгар, не давшие им исчезнуть как нации». Упомянув о том, что церковь прошла через разные испытания и отклонялась «вправо и влево», Димитров призвал её служителей быть верными не на словах, а на деле заветам Ивана Рилского и других патриотических церковных деятелей прошлого. Его пожелание Болгарской православной церкви стать «не на словах, а на деле народной республиканской церковью» было встречено аплодисментами{318}.
Речь Димитрова в Рилском монастыре стала широко известна в церковных кругах. В конце июня Димитров принял членов правления Союза священников по их просьбе. Они заявили, что приложат максимум усилий, чтобы честно сотрудничать с народной властью.
В новой конституции было провозглашено отделение церкви от государства на началах свободы совести и вероисповедания. В правительственной декларации Георгий Димитров подчеркнул, что этот важный акт усилит народный характер Болгарской православной церкви. «Правительство будет содействовать демократизации нашей народной церкви и её полному приобщению к нуждам и развитию болгарского народа, — заявил он. — Уважая религиозные чувства верующих, оно будет и дальше оказывать необходимую материальную поддержку церкви и священнослужителям, пока не станет возможным их полное содержание за счёт самих верующих».
Идея «народной церкви» родилась в первые месяцы Отечественного фронта. Смена власти в Болгарии никак не отразилась на православной церкви. Ни о политическом преследовании БПЦ, священнослужителей и верующих, ни об экспроприации церковных ценностей речь не шла. После отделения от государства церковь стала терять прихожан, лишилась земельных владений и финансовых источников. Но, несмотря на некоторое ограничение самостоятельности и вмешательство правительственных структур в церковную жизнь, БПЦ никогда не находилась в оппозиции к власти, а власть не направляла отряды «воинствующих безбожников» громить храмы. Власть и церковь нашли способ сосуществования с пользой для общества.
Название «Врана» впервые встречается в дневнике Димитрова 1 декабря 1946 года. В тот день он осмотрел бывший царский дворец и окружающий его огромный парк с деревьями и кустарниками редких и экзотических видов. Дворец, расположенный поблизости от Софии, на Цариградском шоссе, после отъезда царской семьи никак не использовался.
Вопрос о переселении семьи Димитрова во Врану и устройстве там постоянной резиденции председателя правительства, был инициирован, согласно воспоминаниям современников, сотрудниками охраны, решившими, что в Княжеве невозможно обеспечить надлежащий уровень безопасности премьера.
Переезд на новое место жительства состоялся в начале января 1947 года. За полгода до этого в семье Димитровых произошли перемены. На фотографии, сделанной в Княжеве, мы видим чету Димитровых, Фаню — четырнадцатилетнюю девушку с взрослой прической и серьёзным взглядом, и заметно смущённого худенького мальчика на коленях у Розы Юльевны. Это пятилетний Бойко, усыновлённый Димитровыми незадолго до того дня, когда был сделан снимок. Его отец Коста Златарев, руководитель Плевенского комитета партии, был замучен в 1941 году в полиции, мать, Мара Денчева, разделила эту участь двумя годами позднее. Появление Бойко снова принесло супругам родительские радости, хотя уход Мити навсегда остался для них невосполнимой утратой. Роза Юльевна погрузилась в заботу о приёмном сыне.
Бойко Димитров вспоминает: «Я оказалася совсем в другой среде после усыновления. Но незаметно почувствовал себя как дома. Обясняю это не только заботой и любовью, которые не мог не ощутить. Много значила спокойная атмосфера — не будет преувеличением сказать: гармония отношений в семье. Она была основана на взаимной любви и привязанности, которые связывали Димитрова и Розу Юльевну — его верную подругу и спутницу последних десятилетий его жизни. Навсегда запомню исключительный порядок и уют, царивший в нашем доме. Об этом, разумеется, заботилась многочисленная группа мужчин и женщин, обязанностью которых было освободить Димитрова от житейских неудобств и забот. Но главная заслуга в создании атмосферы спокойствия и уюта принадлежит Розе Юльевне с её несравнененными талантами хозяйки и супруги».
Одним из удивительных открытий мальчика было то, что в семье Димитрова говорили не на болгарском, а на другом, сходно звучащем и отчасти понимаемом, но всё-таки ином языке — русском. Ведь Роза Юльевна и Фаня не знали, да и не могли знать болгарский язык. Как-то быстро, без особых усилий Бойко с помощью окружающих начал понимать, а потом и говорить по-русски, хотя первое время с многочисленными ошибками и болгаризмами{319}.
Дворец Врана состоял из двух корпусов. Старое крыло, построенное в 1905 году, было двухэтажным и, по словам Бойко, напоминало «охотничий домик германского принца средней руки». Там было обустроено жильё для всей семьи. На первом этаже располагались столовая и небольшой кабинет Димитрова. «После переезда во Врану Димитров по предписаниям врачей должен был всё больше времени работать дома, — продолжает Бойко Димитров. — В те часы я часто к нему заходил, особенно когда он находился в летнем кабинете в партере старого крыла. Часами наблюдал, как он работал — с погасшей трубкой в левой руке и толстым, остро очинённым красным, синим или чёрным карандашом в правой, как он читал, делая подчёркивания карандашом, или писал своим энергичным почерком».
По воспоминаниям сотрудника охраны Петра Игнатова, в рабочем кабинете Димитрова находилось несколько предметов, которые никто не имел права оттуда выносить или перекладывать на другое место: подаренные Любой карманные часы, висевшие над письменным столом, авторучка — подарок Долорес Ибаррури, две пары очков, трубки, коробка для сигар. «Среди вещей, которые постоянно находились в его кабинете, в одном из ящиков стола были переносной металлический сейф и два портфеля, — продолжает мемуарист. — Они всегда находились при нём, когда Димитров выезжал из Софии, будь то поездка по стране или за рубеж. В сейфе он держал свои личные дневники, а в портфелях находились материалы, над которыми он работал. <…> Когда мы выезжали из Софии, в один из портфелей я обязательно клал ручку, подаренную Ибаррури, и две пары очков. Может быть, они ему и не понадобятся. Но таковы уж были его привычки, с которыми он не расставался до конца дней своих. Они создавали ему особую творческую атмосферу».
На втором этаже старого крыла дворца, куда вела узкая деревянная лестница с чучелами птиц и картинами по стенам, располагались спальни и небольшой зал с гимнастическими снарядами, который был устроен для царского сына.
Главный трёхэтажный корпус дворца, нарядный и стильный, построенный в 1912 году, был частично разрушен американской бомбой. После ремонта он стал использоваться для административных и представительских целей. В зале с длинным столом посередине проводились заседания и приёмы, там же устраивались домашние киносеансы.
В главном корпусе был ещё один кабинет Димитрова, официальный, где он работал, вёл деловые переговоры, принимал зарубежных гостей. Первой западной страной, официально признавшей болгарское правительство, стала Великобритания, и Димитров не преминул зафиксировать это событие официальным слогом: «Принял нового английского дипломатического представителя Беккера. Имел с ним продолжительную беседу о взаимоотношениях между Болгарией и Великобританией».
У Димитрова побывали с визитами многие именитые зарубежные гости; среди них Александр Твардовский, Илья Эренбург, Вера Мухина, юристы и общественные деятели Деннис Притт (Англия), Марсель Виллар (Франция) и Георг Брантинг (Швеция), профсоюзные деятели Лю Нини (Китай) и Шрипад Данге (Индия), директор газеты «Юманите» Марсель Кашен, французские писатели Луи Арагон и Эльза Триоле и другие. Постоянно обращались с просьбами об интервью корреспонденты телеграфных агентств и газет Европы и Америки.
Первой иностранной правительственной делегацией, которую Димитров принимал в качестве премьер-министра с 13 по 16 июля 1947 года, была делегация Румынии во главе с Петру Грозой, главой коалиционного правительства, сформированного в 1945 году Национально-демократическим фронтом. Программа пребывания румынских гостей была устроена по всем правилам дипломатического протокола: торжественная встреча, приветственные речи, деловые переговоры, приём, официальные обеды. Итогом визита стало подписание документа под названием «Основные положения договора между Болгарией и Румынией». Планировалось установить между странами отношения тесного и всестороннего сотрудничества и взаимной помощи.
Более трудным оказалось движение к долгожданному договору с Югославией. Пятого марта Димитров направил Тито письмо с предложением начать подготовку к подписанию союзного договора. «Инициатива в этом отношении, по-моему, естественно принадлежит Югославии как ведущему государству на Балканах», — подчеркнул он. Тито согласился; началась интенсивная подготовительная работа. Двенадцатого мая Димитров послал Тито шифрограмму: «На запрос мой в Москву получил следующий ответ: „Приветствуем Ваше решение насчёт договора с Югославией. Считаем, однако, было бы целесообразно приурочить подписание договора с Югославией к моменту, когда войдёт в силу мирный договор. Дружков“»{320}.
Считая, что «добро» Сталина получено, болгарская правительственная делегация во главе с Георгием Димитровым 26 июля отправилась в Югославию. В Белграде на железнодорожном вокзале Димитрова встречал Иосип Броз Тито. После кратких речей оба лидера сели вместе в машину и двинулись в отведённую для делегации резиденцию; на улицах их приветствовали тысячи жителей столицы. Столь же радушно делегацию встречали повсюду. Вместе с Тито на специальном поезде болгары проехали по трём республикам — Сербии, Хорватии и Словении.
Конечной точкой маршрута стал словенский город Блед. Там на берегу живописного горного озера находилась резиденция Тито. В роскошном дворце, некогда принадлежавшем королевской династии Карагеоргиевичей, состоялось несколько совместных заседаний. Были согласованы нерешённые вопросы и уточнён окончательный текст договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Подписать договор запланировали в Белграде осенью, после того как Великое народное собрание Болгарии ратифицирует Парижский мирный договор. Во время переговоров Тито заявил, что правительство Югославии отказывается от болгарских репарационных выплат.