Уход

Работа над «Уходом» долго была для Гавела растянутым на годы удовольствием. Свою вариацию на тему шекспировского «Короля Лира» в более мягкой чеховской тональности он начал писать в 1987 году. Время от времени он упоминал об этой пьесе в частных разговорах с друзьями, жалуясь, что не может как следует сосредоточиться на ней, пока занимается общественной деятельностью. В конце восьмидесятых годов он написал пространные предварительные заметки к пьесе и набросал некоторые диалоги, но позже решил, что эти черновики пали жертвой постреволюционного хаоса. Сейчас же он нашел их в Градечке – в шести школьных тетрадках и на листочках, напечатанных на допотопной пишущей машинке с игольчатой головкой[1054]. Исполнение Дашей роли Раневской в театре «На Виноградах» натолкнуло его на мысль вписать «Короля Лира» в антураж чеховского «Вишневого сада»[1055].

Собственная практика Гавела как государственного деятеля, теперь уже в отставке, дала ему неповторимый кругозор и богатейший комедийный материал для размышлений над общей дилеммой публичной и личной идентичности человека и над процессами старения, коллапса и ухода. Некоторые побочные линии, как, например, мучительное принятие канцлером Ригером решения о том, какие из копившихся годами подношений принадлежат государству, а что можно считать подарками лично ему, без сомнения, основаны на опыте самого Гавела[1056]. Этим же продиктовано чуть ли не физическое отвращение к бульварной прессе, которая в то время, когда у Гавела впервые зародилась идея пьесы, была еще неизвестным явлением. Однако при сравнении окончательного текста произведения с набросками, сделанными много лет назад, обращает на себя внимание то, насколько сохранился в пьесе первоначальный замысел и как прозорливо изобразил автор среду, которой в 1987 году он еще совершенно не знал.

В истории недавно вышедшего на пенсию канцлера Ригера описаны приметы отлучения от власти. Шаг за шагом он лишается своего аппарата, своих привилегий и символических атрибутов своей былой должности, и в конце концов его выселяют из правительственной виллы, которую он годами считал своим домом. Все это происходит при самодовольном участии Властика Клейна, его старого политического противника, на угнетающем фоне мелких предательств самых близких Ригеру людей и окружено садистским вниманием бульварных СМИ.

Пьеса сплошь пронизана цитатами, парафразами и аллюзиями. Некоторые фрагменты взяты непосредственно из «Короля Лира» и «Вишневого сада». Яростный монолог Лира «Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!» Ригер декламирует в вишневом саду, что несколько ослабляет драматический эффект. Где-то за кулисами слоняется пьяноватый Епиходов из пьесы Чехова. Иные аллюзии, в частности, цитаты из произведений Сэмюэля Беккета и других драматургов, не так заметны. Встречаются и отсылки к более ранним пьесам самого Гавела, и цитаты из его знаменитых выступлений. Некоторые же пассажи, особенно из интервью для бульварного листка «Фуй», звучат как беспощадная пародия на Гавела-политика: «Государство существует ради гражданина, а не гражданин ради государства… К примеру, я придавал большое значение правам человека. Во имя свободы я заметно сократил цензуру. Я уважал свободу собраний – ведь при мне не разогнали и половины проводившихся демонстраций!»[1057]

Ригер, как быстро становится понятно, вовсе не тот персонаж, что заслуживает восхищения. Он такой же тщеславный и эгоистичный, как и прочие политики. Он позер, он изменяет своей жене, и он совершенно не способен отказаться от власти. Когда в финале пьесы ему предлагают занять унизительный пост «советника советника советника», он соглашается, приводя в свое оправдание столь же трагикомические рациональные доводы, какими Гавел смачно иллюстрировал нравственную капитуляцию своих героев в пьесах коммунистических времен:

С этого момента комедия нравов превращается в трагедию идентичности. Каким бы высоконравственным, скромнейшим и готовым к самопожертвованию ни был соблазняемый властью человек, он не сможет, единожды вкусив, полностью от нее освободиться. Власть влияет на него и тогда, когда она есть, и тогда, когда ее уже нет. Чем большего он добился и чем выше поднялся, тем сильнее сжимает она его в своих объятиях. Он не может оставить ее за собой – во всяком случае не в демократической стране, – и тем не менее внутренне он никогда полностью от нее не откажется. До конца его дней главным для него будет не то, что он делает сейчас, а то, кем он был прежде. Он приговорен к тому, чтобы остаться бывшим канцлером, бывшим секретарем и бывшим президентом[1059].

И этой опасности Гавел старался также избежать. В самой пьесе он добился этого, максимально используя драматургическую вольность, играя цитатами и анахронизмами, нарушая ход действия вставными разъяснениями и рекомендациями актерам, которые произносит создатель текста как некий deus ex machina, пародируя самого себя и прибегая к «чистому авторскому произволу». Тем самым драматург – и единственно он – вновь полностью взял под контроль свое ремесло и своих персонажей.

В реальной жизни подобное было невозможно. Окружающий мир с его требованиями не давал Гавелу покоя, а его чувство ответственности не позволяло не обращать на эти требования внимания. Он вынужден был постоянно принимать все новых и новых посетителей и участвовать в различных мероприятиях. Даже при постановке его пьесы возникли проблемы театральной политики, ничуть не менее коварной и суровой в сравнении с политикой партийной. Так же, как зачастую и раньше, Гавел писал эту пьесу, имея в виду конкретных исполнителей главных ролей. Канцлера Ригера должен был играть давний друг Гавела Ян Тршиска, а многолетнюю и многострадальную подругу Ригера – не кто иной, как Даша.

Гавел – может быть, не слишком продуманно – обратился в Национальный театр, руководство которого, по-видимому, сомневалось, уместно ли будет пригласить Дашу в труппу, состоящую из десятков актеров, большинство из которых давно не выступало в главных ролях. В свою очередь, в ее родном театре «На Виноградах» возражали против Тршиски и стороннего режиссера.

В конце концов пьеса нашла сценическое воплощение в хорошо соответствующей ей обстановке театра «Арха», одного из главных центров пражского альтернативного театра, в режиссуре Давида Радока, сына старого наставника и друга Гавела. Радок-младший, выросший в эмиграции в Стокгольме и занимавшийся в основном оперной режиссурой, выбрал строгий подход и в своей постановке постарался верно передать замысел автора. Впрочем, у исполнителей главных ролей были и свои собственные представления. Тршиска прибегнул к драматическим жестам и декламации из классических трагедий на грани полного окарикатуривания Ригера, который уже и сам по себе был карикатурным персонажем. Даша не хотела оставаться в тени, однако из-за возникших проблем, в том числе со здоровьем, ей пришлось отказаться от участия в постановке, и ее заменила разносторонняя Зузана Стивинова – комическая актриса и хорошая певица. Премьера спектакля, которая состоялась 22 мая 2008 года, вызвала реакцию, от восторженной до почтительно восхищенной, несмотря на то, что кое-кто усмотрел в пьесе намек на отношения между Гавелом и Клаусом. Сам Гавел был доволен результатом, хотя сожалел, что ему не довелось увидеть Дашу в главной женской роли в одной из своих пьес.

Это могло послужить одной из причин – несомненно, не единственной, – почему Гавел решил экранизировать свою пьесу. Еще одной причиной было пронесенное им через всю жизнь желание стать кинематографистом. Определенную роль могла сыграть также его глубокая внутренняя потребность освободиться от всяческих ограничений и стереотипов.

Написать на основе пьесы сценарий оказалось делом несложным, хотя, быть может, и не слишком благодарным. Гавел последовал принципу единства места действия и весь фильм – кроме заключительной сцены отъезда Ригера – снял на пленэре на территории виллы Черихов в Ческой Скалице. Помогала ему в этом элита чешской киноиндустрии. Оператором был Ян Малирж, монтажером Иржи Брожек, продюсером – Ярослав Боучек, а музыку сочинил Михал Павличек. Роль Вилема Ригера исполнил Йозеф Абргам – вероятно, самый популярный актер своего поколения. Даша Гавлова играла его подругу Ирену, а Ярослав Душек выступил в роли Властика Клейна. Бабушку воплотила гранд-дама чешского театра и кино, одна из героинь антикоммунистического сопротивления Власта Храмостова. Лучшие актеры чешского кинематографа, такие как Эва Голубова, Татьяна Вильгельмова, Иржи Лабус, Олдржих Кайзер, Иржи Бартошка и Иржи Махачек, удовольствовались второстепенными ролями. Старый собутыльник режиссера Павел Ландовский сыграл кучера дилижанса (заимствованного из одноименного фильма Джона Форда 1939 года), который увозит опозоренного канцлера прочь.

Редко когда начинающий режиссер оказывался в более завидном положении. Его окружала команда друзей, которые одновременно были лучшими в своих профессиях, и он был полностью избавлен от финансового давления, так что мог идти туда, куда вели его творческие замыслы. «Режиссер вообще-то сам делает не очень много. Большую часть времени он ждет», – комментировал Гавел свою роль[1060]. Однако в съемки фильма он погрузился с той же самозабвенностью и той же сосредоточенностью, какие были присущи ему, когда он занимался творчеством или выполнял обязанности президента. Какое-то время с ним было трудно говорить на любые другие темы. Он полностью отдавался проекту и на стадии обработки отснятого материала, а затем даже поставил несколько сцен в церемонии торжественной премьеры фильма 22 марта 2011 года. Премьера символически состоялась в кинотеатре «Люцерна», построенном столетие назад дедушкой Гавела, конфискованном коммунистами и принадлежавшем теперь невестке Гавела Дагмар.

До самой последней минуты Гавел не был уверен, что сможет лично присутствовать на премьере. Из-за очередного приступа регулярного весеннего обострения проблем с дыханием он оказался в военном госпитале в Стршешовицах. Выписали его только 20 марта.