Рвение архиепископа Селепчени оказалось Леопольду как нельзя более некстати. По всей протестантской Европе печатались гневные памфлеты и прокламации о страданиях проповедников на пути в Неаполь; начался сбор пожертвований на выкуп осужденных. При этом Леопольд нуждался в поддержке протестантов Соединенных провинций, Саксонии и Бранденбурга в войне с Францией, разразившейся в 1672 г. Советники увещевали Леопольда как можно скорее положить конец этой дипломатической катастрофе, но тот, как обычно, медлил и распорядился освободить заключенных лишь в марте 1676 г., когда несколько из них уже умерли от тягот своего положения. В следующем месяце выжившие протестанты прибыли в Неаполь, где их доставили к испанскому наместнику, который тут же передал освобожденных под защиту голландской флотилии. Однако по репутации Леопольда эта история уже ударила, и теперь в протестантской Европе его клеймили как «чинителя злодейств много худших и более возмутительных, чем самые суровые казни, творимые Диоклетианом» (Диоклетиан, римский император III в., прославился жестокими гонениями на христиан)[251].
После драматических злоключений осужденных пасторов Леопольд в 1681 г. распустил правительство Ампрингена и вернулся в Венгрии к политике веротерпимости. Впрочем, к этому времени в гонениях уже не было нужды. Энтузиазм венгерского католического духовенства вызвал в обществе столь крупные сдвиги, что большая часть знати вовсе отреклась от протестантизма. Золоченое великолепие восстановленных католических храмов, многие из которых в этот период перестроили в стиле барокко, а также просвещение масс посредством мистерий, торжественных процессий и проповедей на разговорном языке очень помогли в деле рекатолизации сельской местности. Примечательно, что самый знаменитый из сосланных на галеры проповедников, Ференц Фориш Отрокочи, впоследствии сам перешел в католичество и покинул свое убежище в Оксфорде, чтобы стать преподавателем католического университета в венгерской Трнаве[252].
На промахах Леопольда строили свою успешную политику турки-османы. В турецкой части Венгрии, у будайского паши, находили приют религиозные диссиденты, совершавшие оттуда все более дерзкие набеги на позиции Габсбургов. Куруцы («крестоносцы», kurucok), как они себя называли, прибегали к зверским методам и практиковали казнь на колу, чтобы запугивать население. Их отряды пополнялись казаками, набранными в степях Северного Причерноморья, и турецкими ополченцами, а командование укреплялось французскими офицерами, командированными Людовиком XIV. Сохранилось донесение из занятого турками города в Центральной Венгрии, датированное 2 января 1678 г.: «Крестоносцы и французы пришли в Кечкемет, всего числом 1180 человек. Заставили многих горожан вступить в их войско, выпили без меры вина и натворили множество бед». В том же донесении упоминается проход через город турецких войск, отправленных в набег на Священную Римскую империю[253].
Несмотря на Нимвегенские мирные договоры (1678–1679), завершившие развязанную Людовиком XIV в 1672 г. войну на западе, французские войска не прекратили продвижение к Рейну и в 1681 г. захватили Страсбург. Однако к этому моменту турецкая угроза на востоке была куда серьезнее. Новый визирь из дома Кёпрюлю, Кара Мустафа, не только отверг предложение Леопольда продлить Вашварский мирный договор, но и пожаловал лихому предводителю
В ответ Леопольд с папой римским собрали Священный союз, который привел на сторону Священной Римской империи Баварию и протестантскую Саксонию, а также отдал в руки Леопольда солидную часть церковного достояния. Треть церковной собственности в австрийских землях продали, чтобы финансировать поход союзников. А главное, Леопольд добился расположения польского короля Яна III Собеского — это его казаки прежде воевали за «крестоносцев». Польской 40-тысячной армии предстояло сыграть ключевую роль в последующих событиях. Рейхстаг Священной Римской империи проголосовал за то, чтобы собрать для Леопольда 60 000 воинов, но определять, сколько солдат выставит каждая территория, было решено оставить самим князьям. Опасения рассердить Людовика XIV и соблазн его денежных выплат привели к тому, что курфюрсты Пфальца и Бранденбурга, а с ними архиепископы Майнца и Кёльна к кампании не присоединились.
В начале апреля 1683 г. османская армия выдвинулась из места сбора в Эдирне к западу от Стамбула. Ее продвижение к Белграду наблюдали дипломаты Леопольда, потрясенно описывавшие ряды запряженных быками повозок, тысячи вооруженных тяжелыми мушкетами пехотинцев в красных мундирах, обоз с 16 000 голов скота, леопардами и соколами, а также отряд евнухов. Войско шло мимо наблюдателей целое утро. В начале июня армия султана приблизилась к границе с габсбургской частью Венгрии; к этому моменту с подошедшими подкреплениями она насчитывала более 100 000 бойцов[255].
Силами империи командовал Карл Лотарингский, опытный полководец, сражавшийся вместе с Монтекукколи в Сентготхарде; однако для защиты Венгрии у него недоставало солдат и к тому же совсем не было карт местности. К июлю он отступал по всему фронту. Чтобы не попасть в окружение, он отвел большую часть своего войска на запад от Вены, к Линцу, где стал ждать подмоги. Леопольд тем временем укрылся в Пассау, поскольку даже в Линце уже было слишком опасно. Единственной защитой Вены, таким образом, остался ее гарнизон. Не встречая на своем пути сопротивления, турецкая армия в июле 1683 г. осадила Вену, полностью окружив ее. Падение города казалось неизбежным. Защитники десятикратно уступали осаждавшим в числе, а стены и бастионы давно обветшали. Казалось, великий визирь Кара Мустафа, лично сопровождавший армию, вот-вот получит в свои руки «золотое яблоко»: как город, носивший в турецком языке это имя, так и золотой шар, спрятанный, по турецкой легенде, в соборе Святого Стефана до той поры, пока колокольня собора не превратится в минарет[256].
Осада продолжалась два месяца, и главные ее события разворачивались в лабиринте траншей, вырытых обеими сторонами у стен города, а также под землей, где отряды саперов неустанно рыли минные подкопы и контрподкопы. Голод и дизентерия косили защитников города и не успевших бежать обывателей. Скоро в Вене почти не осталось кошек и ослов. В первые дни сентября взрывы турецких мин проделали в городской стене несколько брешей, которые невозможно было заделать. Понимая, что конец близок, осажденные начали подавать сигнал бедствия ракетами с крыши собора Святого Стефана. В ночь с 7 на 8 сентября они увидели ответные вспышки в районе горы Каленберг, что на венской стороне Дуная. Карл Лотарингский, в своем неизменном напудренном парике и в ботфортах с отворотами, возвращался в Вену, но теперь он вел с собой армии Саксонии, Баварии и Польши.
Гордость короля Яна Собеского не позволила бы ему принять чье бы то ни было командование, так что это под его началом 12 сентября 1683 г. союзное войско разгромило турок у подножия горы Каленберг. Путь Собеского из Варшавы был непрост. У него тоже не было карт, более того, он даже отдаленно не представлял местность, где будет воевать. «Какие там горы? Есть ли открытые места? Какие там реки и как через них переправляться?» — спрашивал он в одном из писем к Карлу Лотарингскому. Но когда к вечеру в битве так и не наметилось перелома, именно Собеский возглавил самую массовую, как считается теперь, кавалерийскую атаку в истории. Во главе 18 000 всадников скакали польские гусары, на чьих доспехах были закреплены сделанные из орлиных и страусиных перьев крылья, завывавшие на ветру[257].
Теперь настала очередь турок пережить унижение невольничьего рынка: пленных солдат и женщин из турецкого обоза продали в Вене с аукциона. Османская империя хотя и сохранила мощную военную машину, так и не оправилась от поражения под Веной. И уж точно не оправился от него визирь Кара Мустафа, задушенный за это поражение по приказу султана. Спустя три года войска Леопольда захватили Буду и в союзе с армиями Саксонии, Бранденбурга, Ганновера, Баварии и Швеции освободили бо́льшую часть Венгрии. Затем полки Габсбургов двинулись на юг, на Балканы, и даже ненадолго взяли город Скопье, нынешнюю столицу Северной Македонии, отстоящий всего на 200 км от побережья Эгейского моря[258].
Однако война на западе вновь заставила Леопольда отвести войска, оставив все захваченные территории южнее Белграда. Тем не менее после недолгого сопротивления и в обмен на гарантии свободы совести перед Леопольдом капитулировала Трансильвания. Но она не была присоединена к Венгрии, а осталась, как и была, отдельной страной со своим правительством, которое назначал император, и особой канцелярией, ведавшей ее делами из Вены. Имре Тёкёли, чьи отряды в кампанию 1683 г. сражались на стороне турок, безуспешно пытался противостоять захвату Трансильвании Габсбургами и остался союзником султана до своей одинокой смерти на побережье Мраморного моря близ Стамбула (1705).
Воспользовавшись победой над султаном, Леопольд вынудил присмиревшее венгерское государственное собрание признать Габсбургов наследственными монархами Венгрии. Вместе с тем Венгрия сохранила свое обычное право, то есть решения и законы, принимаемые государственным собранием, не имели обязательной силы, пока не подтверждались судебной практикой. Это не умаляет победы Леопольда, которому при освобождении Венгрии удалось заручиться поддержкой князей и рейхстага Священной Римской империи, казалось бы, в своей частной династической войне. Протестантские князья, например курфюрст Бранденбурга, прежде опасавшийся, что Леопольд намерен исподтишка вернуть империю в католичество, заняли сторону императора. Так же поступил и правитель Баварии — несмотря на традиционное соперничество его семьи с Габсбургами. Имперский рейхстаг выделял средства и организовывал вербовку войск в помощь Леопольду, а с 1663 г. заседал непрерывно и потому мог принимать решения быстрее. С этих позиций Леопольд начал новый тур противостояния с Францией.
В 1688 г. Людовик XIV, воспользовавшись продвижением Леопольда на Балканах, вторгся в рейнские земли империи и скоро захватил почти весь Пфальц. Леопольд и штатгальтер Республики Соединенных провинций Вильгельм Оранский (ставший в тот же год английским королем Вильгельмом III) собрали коалицию, которая вскоре объединила большинство князей Священной Римской империи, а также правителей Савойи и Испании. Как и в Тридцатилетнюю войну, военные действия охватили заморские владения испанских Габсбургов: французские корабли нападали на испанские колонии в Карибском море и на суда с ценными грузами. В 1697 г. Рейсвейкский договор установил между враждующими сторонами перемирие, но не мир. После смерти в 1700 г. испанского монарха Карла II, не оставившего наследников по мужской линии, война разгорелась заново. Леопольд и Людовик сражались за владения Карла, а прочие европейские державы в ужасе думали о том, что французский король может заполучить Испанию и ее заморские территории.
В Войне за испанское наследство (1701–1714) Людовику XIV удалось склонить на свою сторону Баварию и разжечь мятеж в Трансильвании, который вскоре охватил и Венгрию. Леопольд между тем возобновил союз с Британией и Голландией. В 1704 г. британский полководец герцог Мальборо и глава имперского Военного совета Евгений Савойский в битве при Блиндхайме, что на Дунае, нанесли франко-баварскому альянсу решающее поражение. Это сражение чаще называют на английский манер — Бленхеймским — и обычно причисляют к победам британского оружия. На самом деле армия, которую вел герцог Мальборо, вовсе не была «пунцовой гусеницей» облаченных в красные мундиры британских солдат, которая, по выражению Уинстона Черчилля, проползла к победе через весь Европейский континент: британскую форму носили лишь 9000 бойцов 40-тысячного войска. Как и в случае Евгения Савойского, основу армии герцога Мальборо составляли полки, набранные либо в Голландии, либо в княжествах Священной Римской империи.
Бленхейм стал триумфом и для Леопольда. Он вновь продемонстрировал, что император все же способен вести за собой и оказывать — дипломатическими или военными средствами — то влияние, которое придает смысл его титулу. Военные подвиги Леопольда воспевались в пьесах и гравюрах. Одержав верх над турками, он уже превратился в австрийского Геракла, сокрушившего азиатские орды. Теперь же Леопольда, вставшего на пути Людовика, изображали либо германским Ахиллом, либо Одиссеем, чья Пенелопа — сама Священная Римская империя. Все эти образы, однако, отражали более глубинные сдвиги. Вне зависимости от казуистики юристов и столкновений «церемониальных грамматик» император из рода Габсбургов снова был первым лицом Священной Римской империи. Благодаря собственному упорству и умениям своих генералов Леопольд восстановил ту связь между династией и императорской короной, которая и позволяла Габсбургам претендовать на величие[259].
15
НЕВИДИМЫЕ ИСПАНСКИЕ МОНАРХИ И СМЕРТЬ ОКОЛДОВАННОГО КОРОЛЯ
Единственным Габсбургом, когда-либо посетившим колонии династии в Новом Свете, был францисканский миссионер, незаконный сын императора Максимилиана I брат Петр Гентский (ок. 1480–1572). Его забота о духовном и земном благополучии мексиканцев отмечена статуей на постаменте памятника Колумбу в центре Мехико. Статуя создавалась в 1870-х гг., и ее автор Шарль Кордье, не имея никакого представления о том, как выглядел брат Петр, вылепил его голову с бюста греческого философа Сократа, лишь добавив к нему тонзуру (которую францисканцы не выбривали)[260].
Но по крайней мере статуя, воздвигнутая в честь брата Петра, напоминает о человеке, который действительно побывал в Мексике. В заморских владениях Габсбургов, куда ни разу не заглянул ни один правящий представитель династии, изображения подменяли собой реальность, и физическое отсутствие монарха восполнялось образами, репрезентирующими его фигуру. Реальное и воображаемое сливалось в симулякр идеального короля, в иконографию, акцентирующую величие и могущество далекого правителя. Но формируемые так образы не только обозначали отсутствующего короля. Они маскировали его отсутствие, подменяя изображением предмет и материю, но одновременно обращаясь к той самой идее королевской власти, которая и делала монарха монархом[261].
Канон такой репрезентации сложился после смерти Карла V в 1558 г. По всем его владениям тогда прошли имитации его похорон с шествиями, черными полотнищами на зданиях и многоярусными погребальными помостами в соборах, богато украшенными изображениями императора, его владений и его побед. Установленные в центре помоста портрет, корона или урна символизировали тело Карла, уже преданное земле в монастыре Юсте (откуда его позже перенесут в Эскориал). Помосты так ярко освещались плотными рядами свечей, что в сумраке соборного нефа возникало впечатление «комнаты света». Печатались траурные альбомы, в которых для потомков описывалось устройство погребальных помостов, сценарии торжеств и достоинства почившего императора[262].