— Но порой к лучшему, — сурово отрезал прелат. — Вы, в отличие от тех пяти тысяч несчастных, коим удалось вступить в наш «непобедимый» флот, хотя бы живы, а в отличие от еще двух с половиной тысяч «счастливцев» попавших в плен к голландцам — свободны.

Кристофер Рен молчал и не поднимал на епископа глаз, будучи нещадно раздавлен этим аргументом, а прелат, как оказалось, еще не закончил:

— Во многом благодаря тому, что в свое время я воспротивился вашему решению пополнить собой английский флот, вы сегодня имеете возможность заниматься реставрацией Собора святого Павла, — жестко сказал он, а потом, тоном коему прекословить было невозможно, добавил: — и я буду вам премного обязан, если именно этим вы и изволите заняться.

Поставив, таким образом, на место, своенравного архитектора, епископ оставил его во дворе одного, а сам удалился вглубь Собора, где и был остановлен не упустившим ни слова из этого разговора архидьяконом.

— Ваше преосвященство, — выходя из-под арочной тени, тихим голосом обратился Люсьен к прелату. — Я слышал, как вы с господином Реном говорили о выборе… — он на мгновение замялся, как бы пребывая в нерешительности, а потом продолжил, — …точнее о чьём-то чуждом нам выборе, порой определяющем нашу дальнейшую судьбу.

Епископ удивился явному замешательству на лице и в голосе архидьякона.

— Да, — коротко подтвердил он, выжидающе глядя на собеседника, — это так.

— То же самое мне недавно говорил Мортимер, — сказал Люсьен, этим именем поясняя епископу свое смущение. — А теперь я вдруг вспомнил, что и в христианстве есть нечто подобное — крещение младенцев.

Прелат, чело которого омрачилось при упоминании о главе «Отверженных», услыхав вторую часть слов архидьякона, напротив, просветлел.

— Именно! — облегченно выдохнул он, надеясь легко справиться (как он подумал) с зароненными в архидьякона сектантом сомнениями. — И это делается для того, чтобы спасти души тех детей, которые могут погибнуть до того, как им доведется сделать свой выбор осознанно.

— Но подумайте, — возразил Люциус, — ведь этот Мортимер Култ и… неизвестный убийца — христиане! Неужели они, как и все мы, достойны прощения?

Епископ вновь нахмурился.

— Ну вот, — недовольно проговорил он, — сначала ты проявляешь неуверенность в правильности крещения младенцев, а потом ставишь под сомнение идею о христианском всепрощении…

— Так может система, коль уж в ней возможны такие ошибки, и правда не идеальна? — спросил архидьякон.

— А никто и не утверждал обратного, — улыбаясь, отозвался епископ. — Не зря, главным в религии всегда было понятие веры.

— Но во что верить, если даже выбор за нас порой делают другие? — не сдавался Люсьен.

Епископ жестом старшего друга возложил руку на плечо архидьякона и, доверительно заглянув ему в глаза, ответил:

— В то, что их выбор был к лучшему для тебя. В то, что твой выбор обернется к лучшему для них. В то, что однажды наступит такой ответственный момент, когда все получат возможность выбирать непосредственно каждый за себя и даже тогда! сделают выбор в угоду не себе, а другим.

***

Со времени несостоявшейся встречи с Адамом Дэве прошла уже целая неделя, а Люциус все не решался надолго покидать Собор святого Павла, справедливо полагая, что если констеблю нужно будет найти его, то первым делом он наведается именно сюда.