Да и туман из головы у обоих никак не идет, он уже из их окон виден и все ближе и ближе к усадьбам подкрадывается.
«Что же за этим туманом-то находится?», — подумал однажды один из помещиков и понял, что не может он того припомнить.
Огляделся он тогда по сторонам, и показалось ему, что чего-то в поместье не достает: дом большой, а он там один; вещей и утвари всяческой много, а пользоваться ею некому. И понял он, наконец, что пуста его жизнь: всё имел да в праздности ничего не замечал, от всех забот отказался и все радости потерял. Были у него друзья, но не виделся он с ними, и забылись они; были у него слуги, крестьяне, семья, но мало он им внимания уделял и тоже потерял. Он лишил себя всех привязанностей и сам ограничил свой мир, непроглядным туманом.
Тогда помещик изменил своей праздности и начал жить по новому: он стал готовить еду, восстанавливать пришедшее в упадок поместье, убираться в доме — и из ниоткуда появились в помощь слуги; он стал пахать свои луга — и на поля вернулись крестьяне; он стал уставать — и его окружили друзья и родные; ему недостаточно стало места для посевов — и туман отступил.
Обрадовался исправившийся помещик и поспешил к соседу, дабы поделиться с ним своим счастьем и научить, как туман отогнать. Но застал в соседних владениях лишь разоренные луга, обветшалую усадьбу, да одиноко сидевшего в дряхлом кресле у окна помещика. Догадался он тогда, что не осознал его приятель своих ошибок и верен остался праздному ничего не деланью. Хотел объяснить ему исправившийся помещик что к чему, помочь, но тот, услыхав голос соседа, лишь поднял на него замутненные, невидящие глаза.
— Помнишь тот любопытный туман? — кряхтя и посмеиваясь, сказал он. — Помнишь, мы с тобой спорили, кому из нас идти смотреть его? Ха-ха-ха! — Помещик вытянул руку вперед, и на лице его отразилась радость. — Видишь! Не надо было никуда ходить. — И, умирая, прошептал: — Он сам пришел…».
***
— Кстати о помещиках… — негромко раздался позади архидьякона знакомый голос, как только рассказ старика был закончен. — Я посетил поместья, когда-то принадлежавшие вашему дяде, — в Дербишире, — и там тоже нашлось место загадочным явлениям.
Люциус обернулся и увидел за своей спиной того, кого собственно и дожидался — констебля Дэве, а тот, подсаживаясь за столик к священнику, продолжал:
— Мэри Сертэйн… не существует.
Глава XXXVI. Нити
После такого вступления приветствия были бы только лишними, поэтому архидьякон, дав с виду усталому констеблю всего лишь пару минут на то чтобы пригубить вина и чуточку перевести дух после долгого (судя по изгвазданной одежде) пути, требовательно произнес:
— Говорите!
Дэве быстро проглотил вино, которое только что неторопливо и с заметным удовольствием смаковал во рту, и, прокашлявшись, приступил к своему рассказу:
— Ваше преподобие, наверное, помните, что я и раньше проявлял сомнения по поводу авторства письма, написанного якобы экономкою вашего дяди? — с напоминания начал констебль и, усмехнувшись, сказал: — Так вот мои подозрения оправдались. — Адам Дэве сделал еще один крупный глоток из своего бокала и, на миг сморщившись, продолжил: — Правда,… не совсем так, как я ожидал. Я поехал в Дербишир, думая отыскать там Мэри Сертэйн слыхом не слыхавшую об интересующем нас послании, а оказалось, что во всем графстве слыхом не слыхивали даже и о самой Мэри.
Дэве сделал небольшую паузу в повествовании, словно бы припоминая, все подробности своих розысков, а архидьякон, понимая это, старался не торопить констебля. Но по мерно постукивающим столешницу костяшкам пальцев священника было ясно: он, все же, испытывает нетерпение.
— В общем, экономки у вашего дяди не было, — наконец вернулся к своему рассказу Дэве, — а последние несколько месяцев его жизни, господина Пичера окружали только престарелый дворецкий и столь же почтенного возраста горничная, из коих добиться чего-то вразумительного мне не удалось. Однако, памятуя отзывы о вашем дорогом дядюшке, я решил наведаться туда, где всегда можно приятно провести время в компании с выпивкой и женщинами.
Стук пальцев священника по столу резко оборвался.
— Как любил ваш покойный дядя, — с лукавой улыбкой поспешил вставить констебль, заметив на себе тяжелый взгляд Люциуса. — И единственным таким местом, более-менее приличествующим лицу дворянского происхождения, в Дербишире был местный постоялый двор. Не «Стар Инн» конечно, но, в сравнений с остальными тамошними забегаловками, заведение вполне достойное. Никого по фамилии Сертэйн там само собой не знали, зато про Алджернона Пичера, коего там величали попросту «Барон», кое-что выяснить мне удалось. В том числе и то, как он проводил время 11-ого февраля.
Дэве бросил на архидьякона многозначительный взгляд, словно напоминая, что названное число — именно то, коим было помечено письмо о смерти барона Анкепа.