Город защищали два сына Ги де Дампьера, старшим из которых был Роберт де Бетюн, а двое других его сыновей находились в Ипре и Дуэ. У Филиппа Красивого была значительная армия. Его сопровождали два брата, граф Эно, Роберт д"Артуа, который только что вернулся из Аквитании, и многочисленные вассалы, включая герцога Бретани Иоанна II. Согласно
Граф Фландрский оказался совершенно не подготовлен к такому натиску. Никто из союзников, на которых он рассчитывал, не откликнулся на его призыв. Адольф Нассауский находился в Шпейере и колебался; немецкие графы, которые так еще и не увидели английского золота, не спешили прийти на помощь, а король Адольф уже начинал вести тайные переговоры с королем Франции. Герцог Брабантский, который так настаивал на войне, не двигался с места. Граф де Бар попытался отвлечь внимание короля, но решительные действия Гоше де Шатильона пресекли эти попытки. И прежде всего, король Эдуард, опора и финансовая поддержка коалиции, удерживался в Англии неповиновением своих баронов. Чтобы сохранить лицо, он сделал вид, что его отъезд был отложен из-за необходимости совершить паломничество.
20 августа произошла катастрофическая неудача, Роберт д"Артуа, у Фюрне, разогнал армию немецких и брабантских наемников, собранную Вильгельмом фон Юлих. Вильгельм фон Юлих, внук графа Фландрии, был тяжело ранен, взят в плен и вскоре умер. 25 августа, после двух месяцев осады, Лилль капитулировал. Точнее, согласно обычаям того времени, с осаждающими было заключено соглашение: если к следующему воскресенью, 1 сентября, помощь не придет, город сдастся, все войска покинут его, и французская армия сможет занять из место: "Если будет так, что мы не будем освобождены от осады Лилля, где мы осаждены, в течение субботы после дня Усекновения главы Святого Иоанна Крестителя, Фландрией и его союзниками, с королем Англии или королем Германии, мы должны, в воскресенье утром, покинуть Лилль и уйти из упомянутого города на расстояние дневного перехода. Если по необходимости случится так, что все не смогут уйти в вышеупомянутое воскресенье, то те, кто не ушел, могут уйти в следующий понедельник, в течении дня без преследования. И с утра воскресенья король и его люди смогут войти в упомянутый город, за исключением того, что если наши люди не все ушли в воскресенье, то тем, кто уйдет в понедельник, это не помешает".
Это было чистой формальностью, потому что все знали, что никакая помощь не придет в течении начавшейся недели. За падением Лилля, последовавшим 1 сентября, последовала сдача Кортрейка, Берга, Дюнкерка, Дамма и даже Брюгге, откуда графу пришлось бежать, и где Филипп, подтвердивший привилегии горожан, был встречен приветствиями. Это был триумф короля Франции, который вознаградил верность своих главных вассалов: графы Артуа, Валуа и герцог Бретани были возведены в достоинство пэров Франции; граф Артуа получил из казны аннуитет в размере 2.000 турских ливров. Что касается герцога Бретани, то в дополнение к кастелянству Ториньи-сюр-Вир он получил подтверждение своего титула герцога. Однако возведение в герцогство-пэрство было двусмысленной честью: став пэром Франции, герцог Бретани, конечно, становился членом суда пэров в Париже, но в то же время он был обязан подчиняться основным нормам французского права, что усиливало его зависимость от королевства.
Именно в разгар этого фламандского разгрома наконец-то прибыл король Англии. Однако было уже слишком поздно, и в любом случае он взял с собой лишь небольшие силы: 25 августа он высадился в порту Л"Эклюз с 895 всадниками и менее чем 8.000 пехотинцев. Его армада из 273 кораблей уже понесла потери во время перехода, но не из-за вражеских атак или штормов, а из-за вражды между моряками союза Пяти Портов, официально ответственными за обеспечение безопасности в Па-де-Кале, и моряками из шотландского Ярмута: 37 кораблей были потеряны. Поэтому отряд короля Англии не был армией завоевателя.
Почему у английского короля было так мало людей и почему он прибыл так поздно? У Эдуарда были большие проблемы с его баронами и духовенством. Графы Норфолк и Херефорд возглавили восстание вассалов против объявленной королем мобилизации вассалов, а архиепископ Кентерберийский Роберт Уинчелси, опираясь на буллу
Поэтому король Англии, весьма озабоченный делами своего королевства, только 24 августа отплыл во Фландрию. С самого начала похода начались проблемы. Королевский гардероб на судне "
Однако английскому королю еще надо было выбраться из фламандской ловушки, куда он угодил по милости короля Франции. Последний, после взятия Лилля, находился в Кортрейке с 23 сентября по 4 октября. Он контролировал ситуацию: его войска заняли большую часть Фландрии и главные города, за исключением Гента. Коалиция, которая должна была воевать с ним, распалась сама собой, партнеры почувствовали себя обманутыми, поскольку не получили обещанных англичанами субсидий. Два его главных противника были блокированы в Генте; Англия и Шотландия находились в состоянии восстания; Аквитания была под его властью; Папа только что уступил его требованиям, канонизировав его деда Людовика и предоставив ему право взимать децим, в то время как Колонна обхаживали его в надежде привлечь на свою сторону. В начале октября 1297 года все карты были в руках Филиппа Красивого.
Большие проблемы королевской казны
Однако 9 числа того же месяца в Виве-Сен-Бавоне он согласился подписать перемирие с королем Англии и его союзниками, приостановив боевые действия до 31 декабря, а 23 ноября оно было продлено до 6 января 1300 года. Это решение удивило тогдашних хронистов и сегодняшних историков. Почему Филипп не воспользовался такой благоприятной ситуацией, чтобы нанести военное поражение своим врагам и навязать им свою волю? На это есть несколько объяснений. Во-первых, Филипп не является королем-воином. Он мог иногда надеть кольчугу и возглавить армию, если не было другого выхода, и он умел проявлять рыцарскую храбрость, что и доказал в 1304 году. Но результат сражения в те времена был непредсказуем, и военное превосходство не являлось гарантией победы, как показала злополучная Арагонская экспедиция 1284–1285 годов. Кроме того, война была чрезвычайно дорогостоящей, что заставляло власти ущемлять своих подданных, что приводило к протестам и осложнениям, особенно с дворянами, которые были вынуждены платить, чтобы избежать феодальной обязанности нести военную службу, и с духовенством. Конечно, не по доброте душевной или из благотворительных соображений о страданиях народа король предпочел сократить военные расходы, а потому что его ресурсы были ограничены. Об этом наглядно свидетельствует отчет, который королевский Совет заказал одному из своих членов, возможно, самому банкиру Муше, незадолго до начала компании 1297 года. Целью было обобщить все виды доходов, которые существовали с 1293 года для финансирования войны в Аквитании и других местах. Эта налоговая опись многое говорит нам о бедственном финансовом положении короля, который был вынужден выскребать все днища своих сундуков, чтобы заплатить своим скудным войскам. От денежных манипуляций до вымогательства и конфискации, через более или менее произвольные налоги и принудительные займы, которые никогда не были возвращены, — король прибегал ко всему:
"Сбор денег на вышеупомянутую войну в аквитанской Гаскони и на море и другие упомянутые вещи осуществлялся таким образом:
— Во-первых, мы нашли в сокровищнице Лувра, если можно судить по записям, около 200.000 турских ливров в хорошей монете, из которых ливр стоил десять турских су.
— монсеньор Бише и монсеньор Муше ссудили из своих собственных денег — и заняли у них на ярмарках Шампани и Парижа, если верить записям, — около 200.000 турских ливров.
— […] в 1293 году был объявлен заем у состоятельных граждан всех городов и бальяжей, с которых было собрано около 630.000 турских ливров, а с прелатов и других членов Совета короля, а также магистров счетной палаты и парламента — около 50.000 турских ливров […].
— пожертвования Парижа, Шалона, Реймса, Лаона и Турне — около 60.000 турских ливров.
— налог с сотой доли имущества, который был собрана для субсидирования королевства — около 315.000 турских ливров.
— налог с пятидесятой доли имущества в Шампани — 25.000 турских ливров.
— субсидии взамен децима, которую прелаты и клирики выплатили в два раза больше из-за войны — 191.000 ливров.
— пожертвование цистерцианцев — 60.000 турских ливров.
— налог с евреев и их финансовых операций — около 215.000 турских ливров.