На занятой территории было образовано особое генерал-губернаторство во главе с генералом графом Г. А. Бобринским. Это не был военно-оккупационный режим в буквальном виде, поскольку изначально к вопросам управления вплоть до самого высокого уровня привлекали гражданских служащих из местных жителей. Показателен и такой факт: австрийские военные русинского происхождения, оказавшиеся в русском плену, освобождались и отправлялись по домам при обещании больше не воевать против России. Этот, казалось, совершенно неуместный в условиях тотальных войн XX века рыцарский жест дал значительный эффект – большинство русинов сдержали свое обещание. Следует заметить, что австрийские власти, изначально не доверяя русинам, почти всех мобилизованных русинов отправили воевать на Балканы и Итальянский фронт. По этой причине российские военные власти отказались от формирования особых галицких частей под русским знаменем, резонно считая, что пусть лучше пророссийски настроенные русины служат в гражданских структурах.

Во всей контролируемой русскими властями Галиции за все время их пребывания там было проведено 1200 арестов (это в условиях войны на занятой вражеской территории!). Учитывая, что на занятых русскими территории Галиции и Буковины проживали перед войной около 4 млн жителей, такая цифра может считаться минимальной. За время русского контроля над Восточной Галицией из нее было выслано 1568 человек. Во внутренние губернии под надзор полиции было выслано: евреев – 585 человек (38 %); русинов-галичан – 455 (29 %); поляков – 412 (25 %); немцев и венгров – 76 (5 %); русских подданных – 28 (2 %); итальянцев, греков и чехов – 12 человек. Ни одному гражданскому лицу не был вынесен смертный приговор. Как видим, это даже неуместно сравнивать с террором австрийских властей против собственных граждан.

Весной 1915 года австро-венгерские и германские войска перешли в наступление, и русские войска оставили Галицию. Вместе с русской армией из Галиции двинулись в Россию сотни тысяч беженцев. Сколько их было, никто из историков не смог подсчитать. Известно, что во Львове только за одну неделю перед оставлением города канцелярией русского военного генерал-губернатора было выдано 10 926 специальных пропусков для уходивших в Россию[89]. Эти пропуска выдавались мужчинам призывного возраста, причем они могли вписать в пропуск любое количество членов семьи. Только в Киеве 18 мая 1915 года было зафиксировано 2 тыс. беженцев, а на 4 июня 1915 года их было уже 15 тыс. человек. В Ростове-на-Дону было 6 тыс. беженцев-галичан. Специальные лагеря беженцев из Галиции были созданы также в Люблине, Холме, Луцке и Ковеле. В целом примерно 10 % русинов покинули родные края вместе с отступающей русской армией.

Возвращающихся австрийцев галичане воспринимали отнюдь не как освободителей. Так, начальник разведывательного бюро австрийского Генерального штаба Макс Ронге вспоминал об ощущениях военного командования на собственной территории: «Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам. Пришлось прибегнуть к таким же мероприятиям, как и в Боснии, – брать заложников, главным образом, волостных старост и православных священников»[90].

Возвратившиеся власти Габсбургской монархии продолжили массовые репрессии против русинов, хоть в чем-то показавших себя недостаточно лояльными. Не осталось ни одного населенного пункта Галиции, в котором не было арестованных, а нередко и казненных за русофильство. Одновременно были предприняты меры по полной дерусификации русинов. Так, летом 1915 года венгерское правительство создало специальную комиссию грекокатоликов Карпатской Руси, призванную внести изменения в церковную литературу, ввести григорианский календарь и заменить традиционный кириллический алфавит русинов латиницей. На униатских священников, симпатизирующих православию, обрушились репрессии. Более 300 священников были отданы на заклание за симпатии к вере отцов.

Как видим, все полтора века австрийского господства галичане были искренними верноподданными Габсбургов, но чувство русского единства оказалось выше традиционной лояльности. И многолетнее взращивание украинства не помогло.

Правда, наиболее умные деятели Австро-Венгрии изначально не переоценивали мощь украинского движения. Сам главнокомандующий австро-венгерской армией эрцгерцог Фридрих в докладной записке Францу Иосифу свидетельствовал, что среди коренного населения Галиции, Буковины и Закарпатья существует «уверенность в том, что оно по расе, языку и религии принадлежит к России»[91].

Как же вели себя свидомые украинцы Галиции? с начала войны все украинские партии, как и следовало ожидать, объявили о своей поддержке правительства и призвали сознательных украинцев вступать в специальный легион, получивший название «Украинские сичевые стрельцы» (УСС). Добровольцев, годных к военной службе, оказалось 2,5 тыс. человек. 3 сентября 1914 года члены УСС приняли присягу на верность Австро-Венгрии. Впрочем, лавров бойцы УСС (усусы, или усесяки) не сыскали, трижды полностью обновив свой личный состав в результате потерь на фронте. Поскольку на фоне мировой войны, когда во враждующих армиях бились 70 млн солдат, из них было 9 млн из Австро-Венгрии, несколько тысяч усесяков при всем желании не могли играть какой-либо значимой роли в войне.

Высоким боевым духом усесяки явно не отличались. Вот что писал в своем письме брату-митрополиту полковник С. Шептицкий: «Россияне атакуют. Мы понесли поражение. В районе Гнилой Липы идут тяжелые бои. Твое крестьянское войско, твои Украинские Сичевые Стрельцы, боя еще не видели даже издалека, но известно, что при первой же возможности собираются “со славой” сдаться москалям»[92].

Украинским политикам пришлось срочно придумывать боевые подвиги УСС в оправдание их существования. Так, в анналы украинства вошла битва за гору Маковка в апреле-мае 1915 года. Не имевшая даже тактического значения окопная кампания в Карпатах, сопровождавшаяся атаками и контратаками противоборствующих сторон, которые даже не упоминались в военных сводках, получила известность только потому, что в ходе одного из таких боев местного значения участвовали усесяки. О «размахе» боев за Маковку говорит тот факт, что за два месяца ратных «подвигов» в сей эпохальной битве сечевые стрельцы потеряли 42 человека убитыми, 76 ранеными и 35 пленными (в основном перебежавших к русским). На Маковке попал в русский плен прапорщик австрийской армии Евгений Коновалец. Позднее он стал одним из создателей украинских националистических организаций, так что для своего пленения ему также пришлось выдумывать подвиги в грандиозном сражении мирового масштаба.

Но раз уж никаких других подвигов усесяки не совершили, то пришлось украинским националистам создавать культ Маковки. Еще в 1920-е годы активисты националистических организаций установили на Маковке крест и стали совершать паломничество на места «боевой славы». Да и в дальнейшем самостийники устраивали на Маковке свои тусовки. О сражении на Маковке написано книг больше, чем было участников сего события.

Вообще, реальных ратных подвигов русинов в австро-венгерском мундире можно было бы сыскать много. Русины составляли 8 % солдат армии Дунайской монархии, то есть свыше 700 тыс. человек. Интересно, что в ряде случаев общепонятным языком военных команд для русинов в австро-венгерской армии оказывался русский язык[93]. На итальянском фронте русины покрыли себя славой, отражая атаки итальянцев в предгорьях Альп. В общем, когда дело не касалось России, галичане оставались все теми же Kaisertreu – верными императору. Но раз уж украинский национализм направлен исключительно против русских, то героизм, который проявили русины (или, если угодно, западные украинцы) в боях с цивилизованными западноевропейцами, остается неизвестным.