– А-а, – усмехнулся Родька. – Да, было дело, чуть было всех вас на свои пики тогда не подняли эти даны. Может, и нужно было им дать это сделать. Глядишь, и не стояли бы сейчас вот перед вашими копьями! – и потом снова ответил на плохом немецком: да, он помнит этот бой, они помогли тогда своим союзникам.
– О да, мы были тогда союзниками, – подтвердил рыцарь. – Услуга за услугу, вы можете быть свободными, русские. Курт Майер – благородный человек и не любит оставаться в долгу. Но не попадайтесь мне более! – Немец резко развернулся и с помощью оруженосцев тяжело забрался в седло.
– Lass uns gehen! Es ist eine Ehrensache![20]
Стальные жала копий пропали, круг распался, и сотня конницы, набирая скорость, скрылась из виду.
– Что это было, командир? – спросил подпрапорщика бледный Лютень. – Мы все здесь уже с жизнью попрощались, думали, успеть хотя бы по одному немцу с собою на тот свет забрать.
– Да знакомого одного встретил, – усмехнулся Родька. – Вперёд, братцы, быстрее за нашими, они, небось, уже за пару вёрст отсюда убежать успели. Скоро по нам тризну справлять будут.
– Нам противостоит трёхтысячное войско ливонцев, – рассказывал общий план битвы начальник штаба бригады Филат. – Из них более тысячи – это латная рыцарская кавалерия и около трёх сотен лёгких всадников от союзников. Ещё пять сотен союзников от ливов и латгалов составляют плохо вооружённую пехоту, остальная тысяча с лишним воинов – это немецкие тяжёлые пехотинцы. Наши силы примерно равны немцам. У нас, с подошедшими от короля Вальдемара по морю подкреплениями есть шесть сотен латной датской кавалерии, восемь сотен нашей бригадной конницы, из которых полторы сотни – это лёгкие степняки, ну и все остальные силы – это пехота, пластуны и розмыслы. Из пехоты: более трёх сотен тяжёлой датской, семь сотен нашей, три – ушкуйников Редяты, и четыреста – лёгких виронцев. Как видите, перевеса нет ни у кого. Думаю, что это понимают и сами немцы. Учитывая местность, на которой встал враг, думаю, что он будет атаковать нас своим клином, это ведь их излюбленный приём. По бокам у наших ратей обширные болота и топкие низины, коннице в обход или для обхвата и удара в тыл не пройти. Поэтому грядёт жестокое встречное сражение. Потери при таких прямых схватках бывают огромные, даже при абсолютной победе мы можем потерять очень много своих воинов. Нужно продумать, что же тут нам можно предпринять.
Последовало долгое обсуждение. Герцог был уверен в своих воинах.
– Мы остановим этот железный клин немцев, нам не привыкать принимать их на свои копья. Тем более что у нас есть теперь русские самострельщики, которые его срежут, а мы уж потом его и добьём!
– Сколько у нас всего бомб на онагры, Илья? – спросил Сотник у главного орудийщика бригады.
– Дык как и докладывал ещё при начале похода, господин подполковник: на каждый из пяти онагров по полтора десятка бомб запаса будет. – Встал с места прапорщик. – Всё давно испытано, онагры и заряды работают надёжно. За три сотни шагов самые тяжёлые заряды сможем закинуть со всей уверенной точностью.
– Хорошо. – Кивнул комбриг. – Лавр Буриславович, у нас чеснока много ли ещё осталось, собрали сколько-нибудь его после Нарвского сражения?
– Мешков пятнадцать больших точно будет, Андрей Иванович, – ответил главный тыловик. – Всё, что смогли найти и на поле боя выковыряли, да ещё и запас на ладьях оставался, сейчас вот всё в трюмах наготове лежит.
– Ну, вот и пришло время для всех наших боевых припасов, – подвёл итог Сотник. – Если мы тут, под Раквере, сможем перемолоть все силы ливонцев, то противостоять нам в Западной Эстляндии будет уже попросту некому. И тогда Ревель сам падёт, после нашего решительного штурма и без подхода к нему подкреплений. Датский флот, как я знаю, ведь наглухо закрыл ему гавань?
– Именно так, – подтвердил Кристофер. – Мы уже неделю как взяли Ревельский залив в плотную блокаду. Так что по морю подкрепление к немцам больше не придёт!
Второго августа, на Ильин день, две армии противников выстраивались напротив друг друга для решительной битвы. Немцы, как и предполагал штаб, выбрали для себя построение клином. Впереди в качестве основной ударной силы выстраивалось тысяча двести всадников тяжёлой рыцарской кавалерии. Сразу же за ними пристраивались верхом три сотни союзников из прибалтийских племён. После этого уже шла тяжёлая германская и лёгкая сборная пехота.
Намеренье ливонцев было понятно: ударить в центр русского построения железным клином латников, расколоть его надвое и уже потом раздробить деморализованные половинки своей тяжёлой пехотой.
Для того чтобы противостоять такому натиску, нужно было погасить скорость удара, остановить этот железный клин, а затем сдавить его с боков и самим разорвать на части. Таков и был основной русский план.
Союзные войска строились в виде срезанной в вершине латинской буквы V, боковыми сторонами расширяясь к противнику. В основании встала самая устойчивая часть пехоты союзников – тяжёлые копейщики датчан с длинными пиками и двести ветеранов Андреевцев. Сразу же за ними расположились три сотни стрелков из воинской школы и пять онагров. И уже дальше, в резерве стояла вся конница.
По бокам встали все остальные Андреевцы, ушкуйники и воины виронцы. В их задачу входило сжать немецкий клин с флангов, когда он завязнет в битве.