– Идём на Ревель! – отдало приказ своим войскам союзное командование через четыре дня отдыха. На Эстляндской земле оставалась ещё одна крепость, занятая врагами.

Этот город, ставший столицей Герцогства Эстляндского, стоял на берегу огромного морского залива ещё задолго до прихода сюда датчан и немцев, и назывался он у эстов Kalevan – Калева, или, как ещё именовали его новгородцы, Колывань. Название его, скорее всего, было взято из финно-угорских языков, и происходило оно из древнего предания о богатыре Калеве. Ещё сто лет назад упоминал этот город в своих сочинениях арабский географ Аль-Идриси, и уже тогда он казался этому искушённому путешественнику большой крепостью. За прошедший век много чего произошло на земле эстов. В ходе нашествия датчан она утратила свою независимость, а на месте Kalevan – Колывани возник город-крепость Ревель как столица датской провинции – Герцогства Эстляндского.

Сейчас этим городом-крепостью владели отбившие его у датчан ливонцы, и они явно не собирались его сдавать. Разведка доносила о сильном гарнизоне, к которому пришли немалые подкрепления, да и часть войск противника, потерпевшего поражение при недавней битве под Раквере, всё же сумела туда отступить. Учитывая хорошие каменные и земляные укрепления крепости, штурм её обещал быть очень трудным.

Между тем датский флот свою задачу по блокированию гавани с моря выполнил, и хотя бы это облегчало задачу при грядущем штурме, не требуя распылять свои силы ещё и на контроль моря.

Войска союзников шли по большому тракту огромной колонной. И только припасы розмыслов и тяжёлые онагры перевозились по морю. Наконец, через седмицу пути, воины увидели перед собой огромное озеро.

– Юлимисте. – Кивнул в его сторону герцог Кристофер. – В десяти верстах к северу будет и сама крепость. Мы уже к ней подходим, барон.

Первое столкновение с неприятелем произошло на подходе к городу. На узком пятивёрстном участке между озером и морским заливом стояло наготове три сотни тяжёлой немецкой кавалерии. Её всадники попытались с ходу атаковать передовую Степную сотню, оторвавшуюся от основных сил. Дозор Рашида, идущий впереди, заметив опасность, резко развернулся и кинулся предупредить своих об опасности.

– Немцы идут! Латная конница! Сотни в три, если не больше!

Степная сотня развернулась и начала отходить к основным силам. А навстречу несущимся во весь опор за передовым дозором тяжёлым всадникам от уходящих степняков уже полетели стрелы. Как бы ни были они защищены бронёю, но то одна, то другая стрела, а всё же находила своё уязвимое в доспехе место, и падали на траву огромные кони и их всадники.

У степняков во все времена самым излюбленным приёмом был маневр с обманным отходом, вот и сейчас Степная сотня мастерски, не отрываясь от тяжёлой немецкой кавалерии, буквально на своём хвосте увлекла её в узкую болотистую низину у небольшого озерца Пае.

Ещё немного – и волна всадников в блестящих доспехах, несущихся на своих больших рослых лошадях, захлестнет отходящих и вырубит их в прямой сшибке. Но эти невысокие, обросшие длинным волосом степные кони с их лёгкими седоками в сёдлах, чавкая копытами по грязи, вдруг резко набрали скорость и ушли далеко вперёд. От окружающего низину соснового перелеска вдруг выскочила кавалерия союзников. Пять сотен датской латной конницы развернулось с запада, отрезая немцам путь назад. Семь Андреевских сотен вышли с севера и с юга, а с востока показались идущие под барабанную дробь плотные шеренги пехоты. Ливонцы сбросили скорость бега и замерли на месте.

– Это капкан! – крикнул Герберт, командир тяжёлой немецкой кавалерии. – Нам нужно прорываться назад!

Над низиной раздался густой и протяжный гул сигнального рога. «Бей!» Семь сотен самострелов, из которых более двух сотен были мощными реечными, выпустили свои тяжёлые болты, а затем вслед им полетели и бронебойные стрелы.

Теряя людей, немцы развернулись и пошли на прорыв, а им навстречу, набирая ход, шла датская латная конница. С оглушительным грохотом и треском противники встретились у самого западного края низины.

– Русь! – прокричал Сотник, и конница Андреевцев ударила с флангов. Не прошло и десяти минут, как тяжёлая кавалерия немцев, зажатая в болотистой низине, была вырублена вся до последнего человека. У коменданта Ревеля в распоряжении теперь оставалась лишь только пехота.

10 августа с утра с восточной стороны, беря крепость в широкое кольцо, пронеслась лёгкая конница. Предместья пылали. В огне сейчас сгорали бревенчатые лачуги простолюдинов, поселившихся за крепостными стенами. Немцы не хотели оставлять противнику ничего, и команды факельщиков поджигали любую клетушку.

– Эгей! – гаркнул Юлай, проносясь на коне мимо горящей сараюшки. Щелканул его степной лук и лук друга Мурата, и двое закопчённых пешцев с факелами в руках рухнули на землю, а степные всадники с посвистом поскакали дальше. Около четырёх десятков немцев, не успевших укрыться за стенами, стали добычей берендеев.

– Плохой воин, – цокал языком Юлай, выдёргивая стрелу из спины убитого. – Зачем тут всё жёг, зачем всё ломал? Война закончится – людям жить где-то нужно будет. Э-эх, совсем плохой воин. – Покачал он головой, отбрасывая в сторону трофей. – Это не меч, это какой-то ржавый нож у тебя, – и он, что-то ворча себе под нос, пошёл к следующему факельщику, лежащему со стрелой в спине у сарая.

Близко к крепостным стенам подъехать не удалось – на пять сотен шагов били с высоких башен стреломёты-скорпионы. Одна тяжёлая стрела ударила в бок коня и вышла с другой его стороны. Всадника чудом не задело. Он соскочил с пронзённой лошади и запрыгнул за спину подскочившего на помощь товарища.

Степная конница отошла на безопасное расстояние, и всадники, спешившись, оглядывали крепостные стены. Да-а, такую крепость им ещё брать не доводилось!