– Отходит, – пробормотал Родька.

Он сдвинул грязно-красный балахон с груди. Передняя часть нагрудной брони его была пробита в двух местах, а на защите плеча виднелась большая рваная вмятина.

– Нет, бесполезно, слишком много он крови потерял, да и столько времени был с такими ранами, – и он потянулся ко второму рыцарю. Второй охранник что-то быстро спросил у Курта и дёрнулся было к Родьке с мечом. Десяток самострелов разом уставился в него.

Майер отдал резко команду, и его товарищ опустил свой меч.

Родька откинул рваный балахон с нашитыми символами меченосцев. У этого воина на нагрудной броне справа в районе ключицы было одно входное отверстие. Вторая рана была на правой ноге чуть выше колена.

– Снимайте доспех! – Кивнул Родька рыцарям и показал жестами, что он от них хочет.

Коротко переговорив между собой, меченосцы начали осторожно освобождать своего раненого от защитного железа. Дело это было небыстрое, и бедняга изрядно измучился, пока не остался в длинной льняной рубахе до колен и в штанах. Разрезав и то, и другое, взгляду Родьки наконец-то открылись раны. Плечо рыцаря было пробито арбалетным болтом насквозь, и его затупленный кончик, пройдя буквально в пальце от ключицы, выглядывал теперь со спины. Похоже, что кости не были задеты, и это уже было хорошо. На ноге над коленом был большой и рваный разрез. Как видно, копьё пешца при ударе сюда наконечника рассекло кожу с мышцами и на своём возвратном ходе вырвало кусок плоти из раны. Крови воин потерял много, но и тут, похоже, кость не была повреждена.

– Емелька, а ну пошли сюда! – крикнул Родька, подзывая своего взводного лекаря. – Пётр, мы с тобой ему помогать будем, подсаживайтесь сюда ближе.

Меченосцы, переминаясь с ноги на ногу, внимательно наблюдали, как русские промывали рану их товарищу какой-то сильно пахнущей хмельным жидкостью. Затем они дали ему отпить несколько глотков из фляжки, а коренастый рыжеволосый детина, порывшись в своём мешке, достал страшного вида изогнутые клещи. Вот он тщательно их промыл этой же вонючей водой и, поднатужившись, вытащил из раны на плече арбалетный болт. Раненый резко прокричал и потерял сознание.

– Тихо, тихо! – успокоил рыцарей Родька. – Спать, спать! Он только спать! Зашивай его, Емеля, а я того пока гляну.

Второй раненый был уже без дыхания, пластун тщательно пощупал его руку у запястья и шеи, отодвинул веко.

– Всё, робята, извиняйте, но этому уже не помочь, – и как-то виновато вздохнув, он стянул с головы свою плоскую шапку из плотного зелёного сукна. – Отвоевался уже ваш рыцарь, крови он много потерял. Что ж вы сами-то ему не помогли? А этот на поправку, похоже, что пойдёт. Но нужно два, нет, даже три дня отдыха, нельзя вам его пока тревожить.

Немцы очень плохо понимали, что им сейчас пытается объяснить этот странный русский. Его речь перемежевалась германскими и чуждыми им словами. Наконец-то до них всё же дошёл смысл сказанного.

– Мы можем оставаться здесь три дня? И вы не будете забирать нас с собой?

– Да. – Кивнул Родион. – Сейчас раненому нужен покой, он просто не перенесёт дороги. Мы оставляем вам флягу с крепким хмельным и чистой тряпицы для перевязки. Обрабатывайте его, как мы сейчас, и давайте больше питья, а нам уже пора, – и он повернулся, чтобы уходить.

– Спасибо! – тихо произнёс в спину рыцарь. – Я опять в долгу у русских.

Родька обернулся и подмигнул Курту.

– Лучше бы вам не приходить со своими долгами. Слишком дорого это для вас выходит, – и уже на немецком выдал заученную на курсах фразу: – Auf Wiedersehen! Geh in Frieden zu deinem Haus und komm nicht mit einem Schwert zurück![24]

– Всё, ребята, бегом! Нам за сутки ещё до своих добраться нужно!

Последний пластун нырнул в полог леса, и на полянке осталось только трое живых людей.