Через три дня первой на восток уходила княжья дружина – Михаил спешил в Чернигов. Вслед за ним по той же дороге потянулось и войско новгородских находников с потрёпанными дружинами от ижоры и воти. Все они были нагружены вьюками и обозами с добычей, взятой с грабежа крепости.
Возле Нарвы оставалась полуторатысячная Андреевская бригада с тремя сотнями ушкуйных команд, тысячное датское войско и четырёхсотенная дружина виронцев. Это было более чем трёхтысячное войско, сопоставимое по численности с Ливонским. Но численного перевеса над врагом, как прежде, у него уже не было.
В крепости осталась сотня черниговских воинов и три с половиной сотни раненых, сотня из них была из Андреевской дружины. Сто двадцать человек, павших в битве и умерших в первую неделю от ран, похоронила бригада в большой братской могиле.
На запад! Союзные рати уходили на запад в сторону небольшого городка Раквере, или, как его ещё называли эсты, Тарбапеа[17]. Здесь, около реки Сымеру, ливонцы зализывали полученные ими под Нарвой раны и пополнялись новыми воинами, готовясь к боям.
Глава 9. Битва при Раквере
– Вот, Родион, тут у них латная кавалерия вот в этом лесочке располагается, ну а там, правее, пехота свой лагерь разбила. Ещё чуть дальше у болотины – их ещё отсюда не видно – стоят то ли ливы, то ли латгалы, их так просто не разберёшь, – объяснял расположение вражеских сил взводному командиру звеньевой Лютень.
– Да-а, – протянул Родька, – жаль, языка Варун Фотич нам запретил брать, так бы у него все, что было нужно, повыспросили. Ну да ладно, и так уже многое понятно даже и без него, – и он начал наскоро набрасывать на бересте схему расстановки войск, как его учили на командирских курсах. Лютень и Ваня Изборский уважительно сопели, поглядывая искоса на труд своего взводного. Нешуточное это дело – вот эта вот офицерская премудрость!
– Всё, выходим назад!
Два десятка фигур в накинутых сверху лохматках скользили по сосняку на восток, впереди была большая поросшая кустарником поляна. Родька принюхался словно пёс, втягивая настоянный на хвое воздух. Эх, собачки им, конечно, во взводе не хватало, такой вот, как у карелов. Хорошая собака, большим помощником в лесных делах выступала. Тут же приходилось полагаться только лишь на своё чутьё. Вокруг всё было спокойно, и Родька, подняв руку, махнул ей. Пластуны гуськом метнулись через открытое место.
От дальнего края поляны, словно из ниоткуда, вдруг вырвалась стенка немецкой конницы. Всадники, набирая скорость, растягивались полукругом, чтобы охватить пластунов.
– Лютень, со мной, остальные, на прорыв, – и подпрапорщик сунул Ваньке берестяную скрутку со схемой вражеских сил.
Шесть пластунов спина к спине стояли в кольце закованных в броню немцев, их самострелы разобрали свои цели.
– Wer auch immer du bist – gib auf![18] – глухо прокричал один из латников в закрытом стальном шлеме.
– Die Russen geben nicht auf! Die Andrejewskaja-Brigade ist ein Traum![19] – на корявом немецком прокричал в ответ Родька, судорожно сжимая в руках самострел.
«Ну, вот и всё, – думал он, – отвоевался. Из таких капканов живыми не выбираются. Ну, хоть ребята в лес успели уйти».
– Андреас бригада? – вдруг вслед за пластуном повторил тот немец, что только что предлагал им плен, и поднял забрало шлема. На Родиона и окружающих его воинов смотрели цепкие холодные глаза.
Рыцарь опустил копьё и спрыгнул с коня. К нему тут же подскочили из-за спины три оруженосца, один из них принял уздечку, а двое других – копьё и щит. Немец неспешно подошёл к Родиону и встал напротив него. Все стоявшие вокруг замерли.
– Курт Майер, сотник кавалерии герцога Саксонии Альбрехта I. – Ударил он себя кулаком по стальному нагруднику. – Русский, ты был в битве при Борнхёведе?
Родька, коверкая слова, подтвердил: да, два года назад он воевал с данами в землях Гольштейна.
– Бой в лесу за неделю перед битвой. Датские копейщики с острова Фюн. Ведь это был ты, когда помог на лесной дороге моей сотне? Вы все были в этой странной рванине, – и он кивнул на накидку разведчика.