На Копорье шла княжья дружина в тысячу воинов. Новгород своё ополчение не выставил, голодный народ воевать за высокие интересы не захотел. Откликнулось на призыв сотен пять из былых находников, надеясь пограбить и досыта поесть на войне. Можно было надеяться ещё на сотен пять от ижорцев и воти, да около тысячи воинов обещал выставить граф Кристиану из тех данов, кто отступил под натиском немцев от Нарвы на восток. Итого пять тысяч вместе с Андреевцами собирали союзники против примерно такого же по численности войска ливонцев.

Теперь нужно было объединить все эти силы и выбрать то место, где они смогут нанести удар.

– Фотич, у меня такое чувство, что мы в этом лесу не одни, – поделился с командиром своими сомнениями Родька. – Уже часа два у меня вон затылок чешется, а рука сама собой за мечом тянется.

– Знать бы ещё, кто нас выслеживает. Ладно эсты, а если это немецкие лесовики или их союзники из латгалов и ливов? – откликнулся Варун.

Отряд пластунов за ночь отдалился от побережья вёрст на десять, и теперь они продолжали идти по лесу на юг. Разведчики пару раз натыкались на следовавшие в восточном направлении конные отряды, и они, затаившись, пропускали их дальше. По внешнему виду всадники принадлежали к ливонцам, и нужно было проявлять осторожность, чтобы не ввязаться в ненужный сейчас бой.

Из лесного полога возникли неожиданно Калева с Петром, и, поднырнув под большой еловой лапой, они опустились около командиров.

– Старшие, шагов через сто впереди идёт хорошо набитый тракт, свежих следов на нём много, с одной стороны там болото начинается, а с другой овраг лежит с ручьём, – рассказывал Калева. – И поворот там удачный – очень хорошее это место для засады. Да я понимаю, что не время сейчас для засады. – Кивнул он, упреждая ответ Варуна. – Дело-то не в этом, там, окромя нас, уже кто-то расположился. Да, – подтвердил он, заметив недоверие офицеров. – Йибу с его чутким Арно хорошо сработали. Пёс загодя чужих там учуял, ну а потом и мы их уже разглядели. Спрятались засадники удачно, десятка два на самом повороте, и по десятку по бокам от него залегли.

– Кто это может быть, разглядели? – задал дозорным вопрос Варун.

– А кто их знает, Фотич. – Покачал Калева головой. – Близко никак к ним не подберёшься, они бы сразу нас там заметили. Но одеты все просто, бронных мы никого не увидели, и ходят они так легко, как хозяева, каждый листик в лесу чуют, даже хвоинку не помяли, пока туда шли. Хорошие лесовики, почти такие же, как мы, – и усмехнулся.

– Так-так-так, – задумчиво пробормотал командир отряда. – Значит, как лесные хозяева себя ведут и место самое удобное для засады выбрали. А ведь они вполне могут быть лесными эстами. Значит, делаем так, – и он, подозвав под большую ель командиров десятков, начал ставить всем старшим отряда задачу.

Пять десятков виронцев расположились для засады со всем знанием этого дела. Три десятка самых сильных воинов с секирами и топорами на длинных ручках залегли по обеим сторонам дорожной петли, проходящей на удобном участке. Были среди них и пятеро мечников в кольчугах и шлемах из дружины вождя. По десятку копейщиков из молодых воинов располагалось по бокам, на расстоянии пятидесяти шагов от центра засады. Их делом было свалить деревья, блокируя дорогу, и затем поддержать копьями и стрелами сзади удар их тяжёлого засадного центра.

Всё должно было получиться удачно, не зря же жрец Меелис окропил кровью чёрного петуха оружейную сталь.

– Уку принял нашу жертву, ваш поход будет удачным! – провозгласил он торжественно. – Идите и заберите жизни чужаков, пришедших незваными на нашу землю.

Теперь же оставалось только ждать и ударить по команде походного вождя Каиро, как они и планировали.

Молодой воин Лембит сидел под сосной, сжимая своё копьё. Его десяток был с западной стороны от дорожной петли. И в зависимости от того, с какой стороны будет подходить к засаде жертва, им и предстояло бить её в голову или же в хвост, как уж придётся.

– Идут, идут! – Трое быстрых дозорных проскочили мимо западной стороны засады и ускорили бег. Их делом было предупредить походного вождя загодя.

Сердце у Лембита колотилось, казалось, что даже Химот, самый старший в их десятке, слышит эти удары. Эх, и засмеют же его после боя! Парень постарался переключиться и вспомнил разорённую родную деревушку и спалённые нивы на лесном росчище. От этих воспоминаний на него накатила злость, и наконец он успокоился. Скоро враг заплатит за кровь и смерть близких!

Вдали послышался топот копыт и позвякивание металла. Химот, стоявший у большого подрубленного дерева с топором, прижался ухом к земле. Он резко поднялся и прокричал болотной выпью. Опасность! – и все, кто только что готовился к бою, приникли как можно ниже к земле, замерев и буквально не дыша.

Мимо засады проходила воинская полусотня. На трёх огромных конях впереди отряда ехали рыцари в длинных белых балахонах с нанесённым на них красным крестом и мечом. По бокам отряда ехали воины на конях поменьше, в длинных кольчугах, держа вверх длинные копья. В центре этого строя следовали стрелки – лучники и арбалетчики. Был среди них и монах в серой одежде. Перед поворотом один из рыцарей вдруг остановился и, словно хищный зверь, начал оглядывать окружающие дорогу заросли. Затем он что-то резко крикнул, и на всех головах ехавших ранее в войлочных подшлемниках оказалась защита. Два десятка лёгких воинов слетели на землю и взяли на прицел заросшие кустами обочины. Медленно, медленно поводя жалами копий, отряд двинулся дальше.

Лембит чуть-чуть приподнял голову над заросшей травой кочкой. Огромный, как гора, рыцарь проезжал по дороге прямо напротив его. На его голове был надет массивный шлем в виде горшка, забрала его было приподнято, и какие-то ледяные глаза этого воина словно бы впились в молодого эста.