- С нами ничего не случится - ни со мной, ни с тобой. Я могу взять зелья из кабинета?

И он через минуту возвращается с несколькими флаконами, не спрашивая, стягивает с меня футболку, качает головой, видя синяки и ссадины на плече, которым я пытался пробить открытую дверь. Просто стирает кровь салфеткой с заживляющей мазью. А я ойкаю, потому что щиплет. Потому что я глупый. Потому что он только что разрешил мне жить дальше. Он кладет руки мне на грудь.

- Больно?

- Нет, просто там как будто тяжесть.

- Мячик, значит, каменный?

И он наклоняется и целует меня туда, где, видимо, и располагается мое сердце, потому что от тепла его губ оно сразу же оживает, а от прикосновения его рук оно перестает так яростно желать вырваться из моей грудной клетки. Я послушно пью зелья, покорно слушаю, как он вполголоса ругается на мою глупость, и продолжаю улыбаться сквозь высыхающие слезы.

- Что смешного? - ворчит он, - ты себя чуть опять не угробил!

- Не уходи, - опять прошу я, и он улыбается.

- Не собираюсь. Но я бы хотел поговорить с тобой. Прямо сейчас.

Я, кажется, догадываюсь, о чем он собирается со мной говорить, но я не отступлюсь. Я останусь с ним, чего бы мне это ни стоило. А он устало опускает голову, молчит некоторое время, будто обдумывая, с чего начать, а потом смотрит на меня очень внимательно и говорит:

- Гарри, ты же знаешь, сколько мне лет?

- Тридцать восемь, наверное, если я правильно посчитал.

- Правильно. Я старше тебя на двадцать лет. Больше, чем вдвое.

- Это потом пройдет, Северус, с возрастом. А когда мы состаримся, ты даже и не вспомнишь об этом, - я улыбаюсь. Я не вижу здесь никаких проблем для нас.

- Гарри, я гожусь тебе в отцы, при этом испытываю к тебе отнюдь не отеческие чувства. Тебя это не смущает?

- Нет, мне это нравится, - я беру его руку в свою и не отпускаю.

- А если бы я не остановился сегодня ночью?

- Значит, ты бы не остановился.

- Послушай, - он хмурится, - ты же не можешь… Ты не думаешь, что просто ищешь тепла и защиты, а во мне видишь человека, который может все это дать тебе? Ты еще практически ребенок… И ты готов заплатить такую цену?

- Какую цену, Северус?