А потом сталагмит вошёл в моё тело.

Глава двадцать девятая

Которая рассказывает о том, как драконы дошли до жизни такой. Ретроспектива

Однажды всё изменилось. Когда именно, он не помнил. Их расу поразила странная драконья болезнь. Привычно обратившись в змея, он отправился на охоту, а вернувшись, понял, что не может принять человеческий облик. Неуязвимое бронированное тело превратилось в ловушку. Стало тюрьмой.

Проходили годы. Постепенно драконы забывали о том, что были людьми. С каждой убывающей луной терялась часть воспоминаний. Животное начало брало верх,  разумные мысли замещались инстинктами.

Он смотрел на свои лапы, украшенные изогнутыми когтями, и помнил, как складывались пластины-чешуйки, врастая под кожу. Конечности видоизменялись неуловимо для обычного взгляда, и то, что было лапой чудовища, превращалось в долгопалую мужскую ладонь. Когда-то.

Со временем коварная луна стёрла из памяти эту картинку. Сначала он забыл своё лицо, затем — имя.

На скалистом острове посреди штормящего моря разрушался без присмотра покинутый город. Гнили деревянные ставни. Стены замков и башен зарастали мхом. Птицы растаскивали по улицам брошенные хозяйками украшения, вили в пустых оконных проёмах гнёзда. Пауки совершенствовались в плетении кружев, ибо некому было разорять их логова.  

В некогда процветающем городе не осталось ни одной живой души.

Не звенел на площади колокол. Молчали притихшие дома. Там, где прежде звучала музыка, теперь гуляло эхо и кричали вороны.

Слишком узкими стали улицы для гигантских драконьев крыльев, слишком тесными — комнаты, слишком хрупкими — стены. Внимательный наблюдатель заметил бы, что верхние этажи башен снесены, балки, голые и чернеющие, торчат наружу — скрипят под ветром и гниют под дождём.

Он помнил, как привычка привела его домой. Заставляла, ничего не соображающего, пытаться втиснуться в кирпичную коробку через крошечное отверстие под крышей. Он сунул внутрь шипастую голову, и обломки стены с грохотом полетели вниз, не выдержав его веса. Он так и не понял, зачем стремился проникнуть в своё старое жилище: то, что подходило человеку,  дракону казалось лилипутским.

Спустя века в памяти остались лишь бесконечные борозды пашен, сочные зелёные луга с пасущимися овцами, крылатая тень над ними, скалы и море.

Его сородичи разлетелись кто куда. Он обрёл новый дом, надёжный и крепкий, который не рушился от неловкого движения хвоста и когтей. Большую часть времени он либо спал, либо охотился, почти счастливый в своём бездумном существовании. А потом дремавшая в организме болезнь пробудилась, приняв иную форму.

Он летел. Никогда ещё привычное движение крыльев не требовало стольких усилий. Мышцы окаменели. Себе он напоминал вулкан, поднявшийся в воздух и готовый  извергнуться. По венам вместо крови текла бурлящая магма.

Как жарко! Невыносимо! Унять бы этот иссушающий внутренний огонь!

Шестое чувство подсказывало: останавливаться нельзя, решишь отдохнуть — с земли больше не поднимешься. И он летел, овеваемый спасительным ветром, мечтающий рухнуть в озеро или море. Но до большой воды было далеко. Внизу блестели узкие извилистые речушки и кляксы неглубоких болот, которые для него были подобно лужам.

Последние силы таяли. Он опускался, теряя равновесие, царапая брюхо о верхушки деревьев. Глаза закрывались. С трудом он дождался, когда под ним развернётся более или менее широкое озеро и, измождённый, позволил себе упасть.

* * *

Под затылком было мягко. Ветер холодил обнажённую кожу. Тело ощущалось иначе — уязвимым и лёгким. По венам снова бежала кровь, а не раскалённая лава.