Серебристо-пепельная голова даже не шевельнулась. Плохой признак – Камиллерия должно быть очень зла, раз проигнорировала формальное приветствие. Ревнительница этикета, она обычно следовала ему вплоть до точки. Однако ни в выражении лица, ни в позе, ни в аромате ее тела – нанавязчивом и мягком, как благоухание травы после дождя – не проскальзывало даже намека на ее истинные эмоции. Идеальное владение своим телом, мыслями и чувствами. Безупречное.
Несмотря на непростое положение, в котором он оказался, Полуликий на миг даже почувствовал зависть.
И тут его осенило.
Лэнгилл и Камиллерия думают, что его возлюбленный – сег, им и в голову не пришло, что это человек из-за Барьера. Да и откуда бы взяться такому предположению?
Полуликий решительно вскинул голову и посмотрел прямо в глаза распорядительнице.
– Вы правы, я действительно защищал на площади человека, которого любил. Это был мой Дар Небес, и я отказался от него, чтобы стать членом клана Лэ. С тех пор я его ни разу не видел.
Зачем врать, когда можно просто подать правду нужным образом?
– Я полностью предан клану и благодарен за то, что мне позволили вернуться… но я не смог создать устройство, которое вы просили, отец. Мне не хватило смелости сразу сказать об этом и я готов понести любое наказание.
Полуликий опустился на одно колено и склонил голову в формальной позе покаяния.
Лэнгилл тихонько поцокал языком.
– Уже лучше, дитя, гораздо, гораздо лучше. Ты делаешь успехи. И все же недостаточно хорошо, верно, Ками?
Вместо ответа Камиллерия взмахнула рукой и перед ней развернулся гало-экран, на котором Полуликий увидел… самого себя, здесь, в этой комнате.
Он лежал навзничь на полу в распахнутой одежде, волосы разметались. Картинка была пронзительно четкая. Он потер лицо руками, потом стянул один за другим сапоги и запустил ими в стену напротив.
Полуликий рывком поднялся на ноги и попятился. Кровь отхлынула от лица, губы онемели.
– Вы… вы что, следили за мной?!
Фигурка на экране вскочила и пошла в мастерскую – невидимый наблюдатель последовал за ней. Полуликий отлично знал, что будет дальше. Он вдруг почувствовал, что падает в бездну, о которой и не подозревал. Не мог поднять глаза, не мог дышать. Стоял, прислонившись спиной к стене, дрожащий, униженный, вычленяя себя из собственного ненавистного тела.
Лэнгилл подошел к Камиллерии и сложил руки на груди. На лице его не осталось и следа былого добродушия, глаза поблескивали, как синий лед.
– Не позорь себя нелепыми вопросами. Неужели ты вправду полагал, что мы примем в клан совершенно чужого человека и не будем никак его контролировать? Срыв и склонность к самоповреждению сами по себе не так страшны – это легко корректируется. Плохо то, что ты позволяешь эмоциям влиять на твои поступки.
Полуликому страшно хотелось отвернуться, а еще лучше – вырыть нору, забиться в нее и закидать за собой вход. Но он, сжав зубы, держал плечи и голову прямо, только лицо пылало от жгучего стыда.
– Так почему ты не выполнил мое поручение, Мелл? – спокойно осведомился Лэнгилл. – В твоих интересах сказать правду, тем более что я все равно пойму, если солжешь.