— Разумеется, но я не думаю… А, вот и Давенант! Mille pardons, герцог! — И румяный господин засеменил навстречу Давенанту, оставляя за собой белесый шлейф.
Поднеся ко рту платок, Эйвон подавил зевок и своей обычной ленивой походкой проследовал в карточный зал, где пробыл примерно час. Утомившись от игры, он разыскал хозяйку, поблагодарил ее и удалился.
Леон дремал внизу, но при звуке шагов открыл глаза и вскочил на ноги. Он помог герцогу надеть плащ, протянул ему шляпу и спросил, не надо ли вызвать карету. Но герцог буркнул, что предпочитает пройтись пешком. Они неторопливо зашагали по улице. Как только странная парочка завернула за угол, герцог заговорил.
— Дитя мое, о чем ты беседовал с графом де Сен-Виром?
Леон удивленно вскинул голову и в неподдельном изумлении уставился на хозяина.
— Откуда вы узнали, Монсеньор? Я вас не видел.
— Вполне возможно. Но я все-таки надеюсь, что ты соблаговолишь ответить на мой вопрос.
— Прошу прощения, Монсеньор! Граф почему-то поинтересовался, откуда я родом. Не понимаю, зачем ему это понадобилось.
— Полагаю, ты так и сказал ему?
— Да, Монсеньор, — кивнул Леон. Глаза его озорно блеснули. — Я подумал, что вы не рассердитесь, если я позволю себе некоторую грубость в разговоре с этим господином.
Губы Эйвона дрогнули. Леон расцвел в ответной улыбке.
— Весьма разумно, — согласился Джастин. — А после этого ты…
— Я сказал, что не знаю, Монсеньор. Кроме того, это правда.
— Очень удобно.
— Да, — с готовностью подтвердил паж. — Не люблю врать.
— Правда? — Его милость ободряюще взглянул на пажа, и тот охотно продолжил.
— Правда, Монсеньор. Конечно, порой без лжи не обойтись, но я стараюсь избегать таких ситуаций. Пару раз я солгал Жану из страха, но ведь это трусость, n"est-ce pas? Думаю, нет ничего дурного, когда лжешь врагу, но никогда нельзя лгать другу или тому, кого любишь. Это ведь смертный грех, да?
— Поскольку не могу припомнить, чтобы я кого-нибудь любил, не могу ответить на твой вопрос, дитя мое.
Леон серьезно посмотрел на его милость.
— Никого? — переспросил он. — Я тоже мало кого любил, но если любил, то уж всем сердцем. Я любил мою мать, кюре и… и я люблю вас, Монсеньор.