Примерно в то время я предложила Марку обдумать усыновление. «Может, девочку», сказала я с надеждой. «Малыша, которому нужна любящая семья». Который принимал бы мои поцелуи без вопросов. Он мгновенно отмел мою идею, не удостоив меня или мои потребности даже шанса подискутировать. «Я не хочу возвращаться к подгузникам и испорченному сну, Ли. Кроме того, усыновление это большой риск. Если вы не связаны генетически, ты не знаешь, что получишь. Как ты можешь быть уверена, что между вами возникнет связь?
– Я не связана генетически с Оли и Себом, – напомнила я.
На мгновение Марк замер, выглядя пойманным, испуганным. Потом он обнял меня.
– Боже, прости. Неужели это не чудесно?
И это должно было казаться чудесным. Что, может, на мгновение, Фрэнсис не сидела в тени наших отношений и Марк считал меня матерью мальчиков – просто ею, а не мачехой, заменой или сносным вариантом. Но я не думала, что он это имел в виду. Когда он сказал, что если родитель не связан с ребенком генетически, то нет уверенности, что между ними будет связь, Марк говорил не о моих отношениях с будущим ребенком или наших детях, он ссылался на свои взгляды на тему природы против воспитания. Так что это совсем не было комплиментом. В действительности, он выдал свое неверие в то, что моя связь с мальчиками когда-либо будет такой же сильной, как его. Он словно пырнул меня ножом. А потом оставил истекать кровью.
Через две или три недели умер мой отец. Это был очень напряженный период.
Раздумья истязают меня. Последние четыре года я кропотливо избегала останавливаться, изучать, вспоминать. Я меняю направление. Призываю мысли, которыми всегда себя утешала.
Я никогда не затягивала со стиркой, никогда не позволяла молоку для хлопьев закончиться. Когда я уезжала к Даану, чтобы стать Кэй, каждый раз перед уходом я проверяла морозилку, пересчитывала контейнеры с болоньезе и пастушьим пирогом. Убеждалась, что там всегда есть органические блюда, приготовленные мной, которых хватит до моего возвращения.
Никто не оставался без внимания.
Я закрываю глаза. Позволяю темноте комнаты поглотить меня. Во сне я не отдыхаю, но это лучше, чем кошмар моей реальности.
24
После ее возвращения в участок вслед за визитом к Даану Янссену, Клементс тут же вызывают в кабинет начальника, у нее даже нет времени на перекур. Она убеждает себя, что это хорошо, ей все равно нужно скоро бросить курить. Мерзкая привычка.
– Где вы были? – Ее начальник обычно так за ней не следит. Он уважает ее мнение, ее рабочую этику – кроме того, у него самого дел по горло и нет времени присматривать за каждым шагом подчиненных. Однако когда она объясняет, он выглядит раздраженным, нетерпеливым. – Понятно. Послушайте, Клементс, мы слишком заняты для этого. Оформите заявление, сделайте оповещение, но не считая этого – бросайте дело. Я не собираюсь больше тратить на него усилия. Тела нет, значит, и дела нет.
Клементс отдали приказ. Ей нужно бы принять его, но она ощущает слабое сопротивление ума и тела. Да, тела нет, но есть кое-что. Женщина с двумя мужьями – двумя жизнями – бросилась вперед, скакала, настаивала, что достаточно интересная, чтобы ее заметили. Клементс она восхищает. Интригует. Она даже не знает, как ее называть. Ли Флетчер? Кэй Янссен? Может, лучше всего придерживаться Кэйли Гиллингэм. Это имя было у нее до мужей. До того, как она ввязалась в этот бардак.
– Мне просто кажется, сэр, что здесь может быть что-то большее…
– Мы работаем с фактами, детектив-констебль Клементс, не предположениями, как вы знаете. – Он называл ее по должности только когда ставил ее на свое место. – Вероятнее всего, она сбежала разрушать жизнь еще одному мужчине. По ее профилю могу сказать, она стойкая, не из тех, кто ввязывается в опасные ситуации. Она из тех, кто за собой приглядывает. – Клементс напрягается. Женщины часто оказываются в опасности вне зависимости «из каких» она. – Если она найдется, мы предъявим обвинение в двоебрачии. Может, она получит пару месяцев заключения. Скорее всего, просто штраф, но я в любом случае не думаю, что мы еще ее увидим.
– Но нет признаков, что она собиралась уехать, – замечает Клементс. – Ни один из мужей не помнит ничего необычного в ее поведении перед исчезновением. Ни один не считает, что исчезла какая-то одежда, оба ее паспорта остались по своим ящиках. – Но один из мужей может врать. Вероятно, так и есть. Может, оба. Эта мысль проносится у Клементс в уме.
– Два паспорта?