— Садись, Ицхак. Мы получили сообщение от раввина Фишмана. Он пишет, что Рутенберг провёл в Тель-Авиве заседание, в котором участвовали несколько важных общественных деятелей ишува. Рутенберг призвал Национальный комитет к бунту против нас?

— Я, Давид, в том заседании не участвовал. Но накануне с ним встречался.

— У нас сложилось впечатление, что Национальный комитет противодействует решению сионистской организации всё-таки отправиться на конференцию, — заявил Черток.

— Действительно, большинство комитета не считает наше участие целесообразным, — ответил Ицхак.

— Мы понимаем ваше беспокойство о судьбе ишува. Но вопрос участия в таком важнейшем международном форуме — вопрос политический. Национальный комитет не имеет права его обсуждать. Решение это передано в руки руководства Еврейского агентства, в наши руки.

— Но разве мы не имеем права высказывать наше мнение? — спросил Бен-Цви, чтобы снять возникшее напряжение.

— Конечно, — улыбнулся Бен-Гурион. — Но всё-таки не стоит Национальному комитету становиться в оппозицию. Нам нужно выступить единым фронтом и отстоять наше право строить наш национальный дом.

— Я поговорю с товарищами, Давид. Но ничего не могу обещать.

— Поговори, Ицхак, — сказал Бен-Гурион и поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Бен-Цви выщел из здания и, обернувшись, взглянул на его громаду. «Ничего не поделаешь. Возможно, придётся мне самому поехать в Лондон, — решил он».

Вскоре руководству стало известно о деятельности Рутенберга среди арабской оппозиции муфтию. В Иерусалиме он встретился с Рагибом Нашашиби, в недавнем прошлом мэром города. Тот был против присоединения Хадж Амина к арабской делегации. Но от обязательства не выступать на конференции против умеренных взаимоотношений с евреями воздержался. Он, несомненно, опасался мести муфтия и его боевиков. Рутенберг это понимал. Фахри Нашашиби, другому представителю влиятельного клана, он передал четыре тысячи лир стерлинг, сумму весьма значительную по тем временам. Он всегда считал подкуп серьёзным подспорьем и всё ещё надеялся на раскол в арабском лагере.

Участники конференции стекались в Лондон. Прилетел туда, чтобы продолжить свою личную борьбу, и Рутенберг. В конце января он встретился с Вейцманом, Чертоком и Бен-Гурионом и предложил им «купить» Нири Саида, лидера Ирака. Они отказались: подкуп, как метод достижения политических целей, ими отвергался. Потом они поняли, что зря. Ещё до начала конференции стали проясняться намерения правительства Британии. Участники еврейской панели постепенно осознали, что министр колоний Малколм Макдональд планирует начать решительный поворот в политике национального дома.

Конференция началась 7 февраля 1939 года в Сент-Джеймсском дворце. Рутенберг не ожидал от конференции ничего хорошего и с беспокойством читал в газетах сообщения о ней. Его опасения вскоре подтвердились. Арабскую делегацию возглавлял Амин аль-Хусейни. Она отвергала Декларацию Бальфура и требовала запретить еврейскую иммиграцию и приобретение евреями земли. Еврейские делегаты требовали повышение квоты иммиграции в Палестину, основание новых поселений и создание легальных вооружённых сил самообороны. Они вскоре поняли, что речь фактически идёт не о переговорах, а о создании формальных рамок заранее сформировавшейся политики. Они бессильно гневались на правительство Британии. Появилось чувство, что попали в коварную западню. 17 марта конференция Святого Джеймса безрезультатно завершилась.

У восторженных сторонников участия в беседах возникло горькое ощущение беспомощности и неопределённости. Все ждали официального ответа правительства. Оно продолжило контакты с представителями арабских государств. Достижение их согласия с новой политикой было едва ли не главной целью конференции. Эти тайные беседы задерживали публикацию Белой книги. Руководство Сохнута видело в этой задержке добрый знак. Потом оказалось, что она лишь ухудшила её выводы.

По окончанию конференции Бен-Гурион и его коллеги уехали в Палестину. Вернулся и Рутенберг. Руководство Еврейского агентства сразу собралось на особое заседание. Был приглашён на него и Рутенберг. В этот майский день он находился в Иерусалиме по делам компании. Он видел и ощущал беспокойство, распространившееся по ишуву. В зале заседаний напряжённость словно висела в воздухе.

— Мы собрались здесь, чтобы попытаться найти ответ на будущее заявление правительства, — сказал Бен-Гурион. — Нам придётся, возможно, внести некоторые изменения в наши предварительные решения. И это очень важно, так как нас, несомненно, ждут трудные времена.

Слово попросил Менахем Усышкин. Членом сионистского руководства он не был и участвовал в заседании, как председатель сионистского рабочего комитета. Он был решительно против участия евреев в конференции, и в Лондоне всё время требовал распустить панель и демонстративно отказаться от всякого обсуждения.

— Товарищи, наш ишув стоит перед лицом надвигающегося политического кризиса. Всем нам ясно, что в новых условиях Британии потребуется осуществить в Эрец-Исраэль определённые действия. Они будут также и насильственными. Ведь ишув уже бурлит, и правительство для усмирения этого брожения может задействовать полицию и даже войска. Война с Белой книгой будет связана с нарушением закона. Нам предстоит обороняться. Следовательно, мы не избежим сегодня вопроса организация обороны.

В зале послышались голоса одобрения. Кто-то спросил, кого он предлагает назначить главой обороны.

— Пинхаса Рутенберга, — ответил Менахем. — Он активно участвовал в организации еврейской обороны в погромах 1920 года в Иерусалиме, двадцать первого в Яффо и Тель-Авиве, в конце двадцатых годов и в последний период. Он знает, как нужно использовать силы и средства. Но есть у него одно качество, сегодня особенно существенное: он не является членом партии.