– Сэл, жизнь – это тебе не кино. Тут есть правила и законы, и, если их не соблюдать, придется столкнуться с последствиями.
– Ну да, законы… – проговорил он, потирая подбородок. В контрасте между красной бумажной короной и редкостной серьезностью, отразившейся на его лице, было что-то комичное. – Но мы с тобой не об экзаменах разговариваем и не о портфелях акций. А о любви, дурачина. И если ты еще и здесь будешь уповать только на правила, то… – он покачал головой, – тебя не спасти.
2019
После ухода Лоры Стелла звонит мне по нескольку раз в неделю. Я понимаю, что она за меня волнуется. Люди вечно думают, что все их сообщения и приглашения вместе выпить ненавязчивы, но они забывают, что я когда-то ухаживал за папой и Сэлом. И к перемене ролей мне привыкнуть сложно.
Ее голос подрагивает в трубке, связь то и дело прерывается, но я разбираю вопрос: «Как ты там, солнышко?»
Лора взяла с собой один чемодан – и больше ничего. За остальным мама заедет, сказала она, кивнув на остальные вещи, разбросанные по спальне. Я спустил чемодан вниз по лестнице и осторожно погрузил его в багажник, потом она жалостливо обняла меня и уехала прочь на нашей машине.
И теперь я стою среди моря коробок. Две недели я провалялся на диване с пивом и сериалами, но накануне, добравшись до середины второго сезона, я нажал на паузу и полез на чердак за коробками, которые мы сложили туда после переезда. И стал ходить по комнатам, бросая в них вещи без разбора и даже не утруждаясь заклеивать их скотчем.
– Дом уже выставили на продажу? – спрашивает Стелла.
– Агент приедет на следующей неделе. Но сперва надо кое-что сделать по хозяйству.
– Слушай, мне тут звонил хозяин дома, где жил твой отец. Ты что-нибудь знаешь о том, что Полу принадлежало поле за этим самым домом?
Я провожу рукой ото лба к затылку и обратно и хмурюсь.
– Нет, я об этом не знаю. А в завещании ничего не сказано? – уточнил я у тети как у исполнительницы завещания.
– По его словам, сделку скрепили рукопожатием, не более того. Сам знаешь, каким был твой отец. Но сегодня хозяин будет дома и просил у тебя узнать, не сможешь ли ты с ним встретиться в полдень?
У меня уходит целый час на то, чтобы вынести коробки на пустую подъездную дорожку.
Я аккуратно ставлю их одну на другую, тяжелые вниз, полегче наверх, стараясь, чтобы получилось три ровных и плотных башенки по девять коробок в каждой. Никаких просветов между стенками.
Завершив подготовку к отъезду, я запираю дверь и останавливаюсь посреди подъездной дорожки, достав вейп, и с наслаждением выдыхаю дым, окидывая взглядом плоды своих трудов, залитые утренним солнцем. В висках едва заметно стучит – сказывается выпитая на ночь бутылка спиртного, – но сама уборка вроде бы оказывает на меня целительное воздействие. Чувство такое, будто сегодня первый день нового года.
Достаю телефон, быстро набираю сообщение маме Лоры:
«Привет, Сэлли. Коробки на подъездной дороге у дома, можно их забрать. Обещают дождь. Осторожнее». Нажимаю «отправить».
Заполнив все коробки, я начал их подписывать. Сперва я писал на них: «Вещи Лоры». Но на третьей решил сменить тактику и стал писать «НЕ МОЕ». Я вонзал острие черного маркера в каждую из коробок, а буквы специально делал как можно крупнее, чтобы они занимали все свободное пространство. И когда я вынес все вещи на улицу, еще раз проверил, чтобы надписи было видно со стороны дороги.
На окне соседнего дома вздрагивает занавеска, и я улыбаюсь.