– От него ты не уйдешь, поверь. А убить можно. Они звери. Если их ранишь, они зализывают свои царапины. Если ран много – исчезают, – пояснил Гундриг и отпустил парня.

– А потом возвращаются, – добавила Эйслинг. Это единственное, что она знала о призрачных зверях, их и правда невозможно убить.

Она следила за тем, как к ним стремительно бегут два льва. Звери вспарывали землю когтями и длинными прыжками забирались на холм. Между ними и первыми воинами стремительно сокращалось расстояние. Прыжок, прыжок – и сердце будто подстраивается под их движения. Стук-стук и тишина, стук-стук.

– Копья! – приказал младший сын Верниса, а сам скрылся за спинами своих людей.

В уме ему и правда не откажешь.

Гундриг закрыл собой Эйслинг ровно тогда, когда первый лев появился на вершине холма. Его грозный рык разнесся над головами. В этом звуке будто бы почудился голос Дайры. «Не убежишь», – самодовольно говорил он.

Если бы не спина Гундрига, Эйслинг бы охватила паника, но знакомый жилет и поблескивающий топор сдержали ее.

Львы напали, но их встретили копьями. Полупрозрачные твари отскочили. А потом, припадая к земле, медленно пошли вперед. Звери будто хотели обойти и варвара, и воинов. Они стремились за их спины.

«Неужели чувствуют меня?» – запаниковала Эйслинг.

Она отругала себя за эту мысль, а потом вдруг увидела вынырнувшего сбоку от Гундрига льва. Он принюхался и посмотрел на Эйслинг. Замер на мгновение, а потом прыгнул. Вокруг закричали, а «храбрая принцесса» просто закрыла лицо трясущимися руками, молясь о том, чтобы все закончилось быстро.

Как раз в этот момент раздался еще один рык, по звуку совсем другой. Следом снова рык, скулеж, какие-то глухие удары и почему-то радостный смех Гундрига.

Эйслинг убрала руки от лица. Лев дрался с каким-то другим зверем, а прямо на нее смотрели голубые глаза. Невыносимо ясные и нечеловеческие. Огромный барс отвел взгляд и потрусил вперед. Он медленно приблизился и сел у ног лошади, будто давно тут находился.

Скулеж прекратился, и в поле зрения появились еще два барса, они тоже сели по бокам от кобылы.

– Это кто? – тихо спросил младший сын Верниса.

– Свои. Теперь еще посмотрим, кто кого, – довольно ответил Гундриг и пустил коня с холма. Топор болтался в петле и призывно сверкал.

– Хотелось бы подробностей, – сказал отпрыск лендлорда.

Эйслинг посмотрела на барсов, перевела взгляд на Замок-на-скале и еле заметно улыбнулась: «Ярвин точно жив».

Не сразу удалось открыть глаза, но, когда это получилось, Ярвину стало больно. Над ним стояла Уна и светилась белым. Вроде бы неярко, даже черты ее лица просматривались, только глазам было все-таки больно. Вместе с тем как возвращалось зрение и выравнивалось дыхание, Уна тускнела и в конце концов стала нормальной.

– Ты влюбился, – с печалью сказала она и протянула руку, чтобы поднять Ярвина.

– Ага, вот почему меня так накрывает, понял, – пробормотал он и с трудом встал.