Поговорив «за жизнь», он пожелал нам успехов и двинулся дальше, этот пожилой прооперированный еврей в кожаной куртке. Он уходил от нас быстрым шагом и, кажется, продолжал петь.
В Дортмунде и по всей Германии много евреев из России. Им создают тут прекрасные условия: предоставляют квартиру, учат языку, бесплатно лечат и т. д. И на первой стадии пребывания в Германии у приехавших эмигрантов возникает ощущение счастья, облегчения, эйфорически приподнятое настроение, чувство пребывания на отдыхе и отсутствии всякой ответственности, — такого мнение одного франкфуртского психоаналитика. А потом наступает вторая стадия: депрессия, сомнения в своих силах и прочее. Эта фаза может длиться месяцами и годами. Ну, а третья фаза, но она приходит не ко всем, это — переход к активным формам жизни.
Выходцы из СССР-СНГ-России общаются в основном между собой, горько сетуя на трудности с устройством на работу и в освоении языка. На магазинном уровне освоить немецкий легко, а вот, чтобы общаться по душам, — это практически невозможно. Эмигрант всегда останется эмигрантом. Еще в XVIII веке Николай Языков жаловался:
И все-таки едут и едут в Германию, бегут от трудностей на родине и пытаются интегрироваться на чужбине. Спастись…
А когда-то в Германию приезжали совсем по другим причинам. К примеру, в Гессене, по данным «Русского вестника», в 1860 году побывало 275.582 человека.
Художник Александр Бенуа вспоминал: «…Ездили за границу все, и даже люди с очень скромными достатками, и даже те, кто из патриотизма готовы были все заграничное хаять. Весьма многие ездили за границу лечиться, но часто и это бывал только предлог, чтобы перевалить за границу и очутиться в одном из таких заведомо приятных мест, как Карлсбад, Мариенбад, Эмс, Баден-Баден или Висбаден, в которых «столько чудесных прогулок» и в которых собиралось такое «избранное общество»…
Кто только не побывал в Германии. Ломоносов был замечен в Марбурге, во Франкфурте побывали Фонвизин и Карамзин, Батюшков и Жуковский, А.К. Толстой и Вяземский. Гоголь жил в Ганау, Станкевич и Бакунин — в Эмсе. В различных городах Гессена жили и развлекались Лев Толстой, Гончаров, Достоевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Кони, Блок… В Марбурге Борис Пастернак испытал любовную лихорадку: «Я вздрагивал, я загорался и гас…».
Но от теней прошлого к живым людям, к нам. Первый день 27 марта в Дортмунде, на германской земле. К завтраку Ще вышла в наташином изумрудном халате, как фрау. Немецкая деликатесная колбаса, ноздреватый сыр, кофе и доппел-кекс. Сидим с Ще на кухне, как в Москве, только без радио и газет. Первая прогулка до собора Рейнольдса и по торговой улице. В Дортмунде старины нет (все было разрушено во время войны), но красиво все отстроено «под старину».
В дальнейшие дни бродили по городу, заходили в магазины, покупали всякие вкусности и обязательный дневной «шляффен» (сон). 30 марта отправились от «Рейзен-бюро» на роскошном автобусе фирмы «Граф» в Амстердам. По дороге попали в небольшую «дер пробкен». В городе были 7 часов. Походили, посидели в разных кафе, покатались по амстердамским каналам. На набережной Ахтерьургвал увидели район «живого товара». Подивились магазину сатанистов и вконец устали.
1 апреля отправились на поезде в Кельн. Наконец-то осуществилась мечта Ще — увидеть Кельнский собор. Величественный. Его фундамент заложили в 1248 году, а завершен собор — шедевр готики, — в 1880 году. В то время кафедральный собор высотой 157 м был самым высоким зданием в мире. В соборе много прекрасного, к примеру, 5 «Баварских витражей» — пленительные светящиеся краски. Через витражи струится мягкий свет. Удивительна маиландская Мадонна в южной галерее клироса, впечатляет многофигурный алтарь Агиольфуса и т. д. Посмотрели, поахали, повздыхали и немного посидели в Сакраменте-капелле — нур пум гебет — только для молитв.
Вышли из собора и двинулись по Хойе штрассе — главной торговой улице, но до Большого Мартина не дошли, как-то быстро сморились и зашли в какое-то кафе. Огромное блюдо с набором колбас и овощей нас повергло в ужас, — неужели все это можно съесть. Съели. Но когда принесли два чудовищных куска торта, я взмолился: «нур аляйн» — только один! Официантка была изумлена, да как это можно отказаться от такой вкуснятины?!.. После такой заправки уже не было желания отправляться на «шоколадном экспрессе» на знаменитую кондитерскую фабрику. Так что с Кельном познакомились очень поверхностно.
2 апреля отправились в столицу земли Северный Рейн-Вестфалия — в Дюссельдорф. Богатый город, а уж Кениг-аллея — истинная улица богачей. Мы продали 5 Рюриков и 5 Терр за 120 марок, но этих денег не хватило бы уютно посидеть в дорогом кафе. Посмотрели на цены и пошли прочь в старый город Алтстадт. Крохотные улочки-переулочки, масса магазинчиков и лавчонок, местные утверждают, что тут «самый длинный прилавок в мире». Но меня не интересовали товары и сувениры, мне было интересно взглянуть на дом, где родился Генрих Гейне, «Гарри из Дюссельдорфа». Однако никто из опрошенных немцев не знал, где расположен дом классика немецкого романтизма. Дядя поэта, Соломон Гейне, открыл для племянника фирму по продаже сукна но Гейне оказался плохим коммерсантом. Коммерция и поэзия — вещи несовместимые. В мае 1831 года Генрих Гейне выехал из Германии во Францию. Шагая по Дюссельдорфу, я вспоминал строки Гейне:
3 апреля — день покупок в магазине Карлштадт, а вечером знакомство с турецким районом Дортмунда. А на 10-й день, 4 апреля, Ще захотелось домой:
Как говорили Ильф и Петров, наступил кризис жанра. Побывали в знаменитом каком-то парке. Тишина, озон и аромат экзотических растений. Туда и обратно на метро, пассажиров раз-два и обчелся, так непривычно: никто не толкается, не наступает на ногу, не хамит. Кругом одинокие законопослушники и гулять — «шпацирен» — одно удовольствие.
В ночь на б апреля, в 23.47, отправились в автобусе (за 96 марок на двоих) на экскурсию в Париж, в начале 9-го 6 апреля мы въехали в Париж, а в 8.40 началась обзорная экскурсия.
О, Париж! Париж — это любовь на всю жизнь. «Он часть истории, идея, сказка, бред…» (Валерий Брюсов, «Париж», 1903). «Тебя, Париж, я жду ночами. Как сутенер приходишь ты…», — писал молодой русский парижанин Илья Эренбург. Я тоже мечтал и бредил Парижем и даже написал эссе-исследование «Моя мечта: Франция!» в 100 машинописных страниц, в стол, в советские времена. Летом 1979-го должен был поехать в составе журналистской группы, но меня тормознули. Стоп-кран и я остался в Москве. Но это не охладило мечтания, Париж не отпускал меня.
В книге «Люди, годы, жизнь» Эренбург вспоминал, как в юности рвался в Париж: «Только в Париж», — сказал я родителям. Мать плакала: ей хотелось, чтобы я поехал в Германию и поступил в школу в Париже много соблазнов, роковых женщин, там мальчик может свихнуться…
Кто это сказал? Классик Николай Некрасов. Надо отметить, что мы тоже с Ще «угорели» в столице Франции — от усталости и обилия впечатлений.
Сначала Париж из окна автобуса. Как записано в записной походной книжке: отель Бланже, церковь де Орвис, улица Могодор, Гранд Опера, бульвар Капуцинов, руи ла Пакс, вандомская колонна, Комеди Франсэз, Лувр, дворцы на набережной Сены, ул. Франсиско Мирона, Люксембургский сад, Сите, Нотр Дам в лесах, музеи д’Орсе, мост Александра III, Елисейские поля…
Около Елисейских полей первая остановка, где размяли ноги. И покатили дальше, крутя головой по сторонам. Снова вышли. Море туристов. Яркое солнце. Множество негров, торгующих сувенирами. А вот и Эйфелева башня. Сколько раз видел в кино и на открытках, а тут «живая», натуральная и смотрится по-другому. Снова в автобус и снова остановка, ну, а затем самостоятельное хождение. Десять часов — до упаду. Не сразу вышли в центр, поплутали и мгновенно устали. Появилось даже раздражение, но его быстро уняли в первом же кафе, ну, а дальше уже было полегче. Вышли на бульвар Хаусмана и попали в галерею Лафайетта. Затем осмотрели внимательно Гранд Опера и даже заглянули внутрь. Около Лувра отпивались минеральной водой.