– Простите меня, ваша милость, я вовсе не хотела быть грубой и обидеть вас. Вы – мужчина, и мужчина, к которому я отношусь с глубокой симпатией и уважением. Это чистая правда.

– Вот теперь вы поманили меня лакомством, – фыркнул барон и закатил глаза. – И вы добились того, что я готов всё забыть, простить и даже подставить свою спину и доскакать, куда скажете.

– И я совершенно не хочу менять вас на кого-то другого, потому что с вами мне легко, – улыбнулась я. – Мой Аметист – прекрасный скакун, что уже показал на деле. Однако есть у него эта склонность к аферам и театральщине, но если он мне нравится, то зачем же мне менять его на кого-то другого?

– Однако фыркнули вы явно по иному поводу, – уже без всяких восклицаний заметил его милость. – И я по-прежнему хочу узнать, о чем вы подумали до того, как сравнили меня с вашим Аферистом.

– Я вас не равняла! – возмутилась я. – Вы сами повели себя, как он, мне лишь осталось это заметить и высказаться о своих наблюдениях.

– И всё же?

Вздохнув, я снова остановилась и ответила то, что пришло мне в голову, но оглашать я этого не стала:

– Мне подумалось, что женщины всю жизнь подстраиваются под мужчин.

Теперь остановился барон и вопросил:

– И вновь оскорбление? Я ведь спросил: разве это хорошо подстраиваться под животное? И вы подумали о мужчинах, – пояснил он свое возмущение. – И как понимать вашу аналогию? Вы почитаете нас за животных?

– Я почитаю вас за тех, под кого мы вынуждены подстраиваться, – ответила я и вдруг разгорячилась. – Под придуманные вами правила. Мы играем, навязанные нам роли, находимся в рамках, не смея шагнуть за них даже в мыслях. А между тем у нас есть и устремления, и амбиции, которые можно воплотить лишь, стараясь на благо супруга. Разве же это справедливо? Что если та, кому предписано сидеть подле мужа и рожать ему детей, могла бы помимо этого исцелить ужасную болезнь или открыть нечто новое, еще неизвестное науке? А между тем дурным тоном считается, если женщина просто читает газеты, потому что это, видите ли, сугубо мужское чтиво…

– Умоляю, ваша милость! – вскинул руки барон. – Пощадите! Вы сейчас требуете с меня ответа, которого у меня нет. Таково устройство мира, и для того есть причины…

– О, ну, конечно, – отмахнулась я и, сердито чеканя шаг, направилась к конюшне, где меня заждался мой скакун.

– Ваша милость! – окликнул меня Гард.

– Догоняйте, ваша милость, – ответила я, пребывая всё еще в пылу негодования.

– Экая вы злючка, – усмехнулся барон, нагнав меня и вновь остановив. – И потому я предлагаю не продолжать этого бесполезного спора, иначе наша прогулка перестанет приносить удовольствие. К тому же ссориться с вами мне вовсе не хочется, потому что и я питаю к вам живейшую симпатию.

– Ваша симпатия настолько сильна, барон Гард, что вы не видите за ней вашего государя?

Мы с бароном одновременно обернулись и воззрились на Его Величество, сидевшего на своем жеребце. Я присела в реверансе, его милость склонился, и король проехал мимо. И, как уже устоялось в последние недели, с ним ехала его фаворитка. И когда они удалились, Фьер негромко произнес:

– Как любопытно, не заметили его мы вместе, а влетело мне одному. И после этого вы будете говорить о превосходстве мужчин? Да мы просто ваш щит и опора, а вы меня взором едва не испепелили. И кто бы сейчас прикрыл вас от гнева Его Величества?

Посмотрев вслед королю, я в задумчивости поджала губы. Уж не знаю, было ли ему небезразлично то, что он увидел меня в компании мужчины, или же просто был не в духе, раз уж так сухо отчитал Гарда, но хотелось, чтобы безразлично ему не было, потому что именно ради этого барон был со мной в этот вечер.