Он протянул к рулю дрожащую руку и задействовал панель управления. Но не включил мотор, просто немного приоткрыл окошко.

Свежий ветер вместе с дождем ворвался в салон, унося с собой кислый запах страха. Джербер не спеша вдохнул и выдохнул, пытаясь прийти в себя. Потом припомнил слова Терезы Уолкер.

Когда вы его прослушаете, сразу перезвоните мне: остальное я сообщу на словах.

Как бы ему хотелось вернуться домой, к Сильвии и Марко. Как бы хотелось повернуть время вспять и отказать коллеге, просившей о помощи. Но он оказался впутанным в историю, смысла которой не понимал, а главное, по непонятной причине ощущал, что находится в опасности.

Он схватил смартфон, проверил уровень заряда. Запись сеанса Ханны Холл длилась пару часов, аккумулятор мог разрядиться. Но он должен был узнать «остальное», как это определила Уолкер. Он кликнул номер, который уже находился в памяти телефона.

— Стало быть, вы прослушали? — тут же, после пары сигналов, спросила психолог.

— Да, — ответил Джербер.

— Что вы об этом думаете?

— То же, что и прежде: Ханна Холл убила братика, когда была еще совсем маленькой. Может быть, непреднамеренно; может быть, то был несчастный случай; ясно одно: родители подумали, что суд все равно отнимет у них дочь. И решили оградить Ханну от того, что она совершила, увести ее подальше от мира, чтобы она никогда не узнала правду. Ради этой цели они избрали такой образ жизни, при котором не общались с другими людьми, держались от них на расстоянии и не нуждались ни в ком… Но очевидно, должны были заплатить за это какую-то цену: скажем, не имели возможности обратиться к врачу.

— Вы бы стали рисковать жизнью сына без веской на то причины? — вдруг вспылила Уолкер.

— Конечно нет, — отвечал Пьетро с явной неохотой. — Но что вы хотите этим доказать?

— Только то, что они бежали от более серьезной опасности, может оправдать поведение родителей Ханны во время болезни дочери.

— Вы имеете в виду чужих? — усмехнулся Джербер. — Не было никаких чужих. Родители Ханны бежали от самих себя и от общественного мнения. По отношению к своему ребенку возможен самый безудержный эгоизм, достаточно назвать его любовью.

Сам Пьетро хорошо это знал, испытал на своем опыте, от собственного отца.

— А что вы скажете о девочке из сада?

— То, что Ханна уже в детстве слышала голоса… Увы, как все шизофреники.

Надо было прислушаться к суждению Сильвии, та раньше их обоих поставила диагноз, выявила патологию Холл. Теперь он влип, связался с сумасшедшей иностранкой, даже не зная, на что та способна.

…На суде это не было доказано, но полиция подозревала, что Ханна Холл намеревалась похоронить младенца живым…

— Значит, по вашему мнению, все сводится к наличию воображаемой подруги? — спросила Уолкер, которую его объяснения явно не удовлетворили.

— Белокурая подружка в белых сандалиях и в платье с желтыми пчелками: ею Ханна хотела бы быть, но не была, — обычной девочкой, такой, как все. Этот образ создала психика Ханны, чтобы ей не приходилось в одиночку противостоять реальности, — настаивал он на своем, слегка раздраженный.