— Хочешь, пришьем второй глаз твоей кукле? — спрашивает мама, желая отвлечь меня от мыслей о том, что случилось сегодня.
— Спасибо, не надо, — вежливо отвечаю я. — Моей кукле и так хорошо. У нее один глаз, но им она может видеть вещи, которые мы видеть не можем. Невидимые вещи.
Маму пробирает дрожь. Может быть, моя кукла внушает ей страх.
Пока я сплю, моя тряпичная кукла видит, как мама и папа спорят в кухне.
— Нужно быстрее уходить отсюда, — говорит мама, чуть не плача.
— Мы не сможем пуститься в путь до весны, ты сама это знаешь: придется подождать, пока снег растает, — отвечает папа, пытаясь ее успокоить.
— А если они придут и за нами тоже? — спрашивает она, глядя на него в отчаянии.
Моя кукла не понимает, кто это должен с минуты на минуту прийти за ними.
— Ты тоже видел кроссовки на дереве, коров в стойле, — продолжает мама. — И мы не задумывались, откуда взялись эти вещи, которыми полон дом, и почему те, кто были здесь до нас, оставили их.
— Верно, не задумывались. Но нам было нужно где-то обосноваться, иначе мы бы не выжили.
Мама хватает папу за рубашку, притягивает к себе.
— Если они придут, то уведут ее, и мы ее больше никогда не увидим… — И добавляет: — Чужим неинтересно знать, кто мы и что мы, они только хотят причинить нам зло.
Кукла слышит это слово. Чужие. И тут же передает мне. Я тоже слышу его впервые. И впервые у меня возникает впечатление, что мы не сами избрали для себя кочевую жизнь. Мы бежим от чего-то, хоть я и не знаю от чего.
Зима длинная, и в ожидании весны мы всячески стараемся скрыть наше здесь присутствие. Например, разводим огонь в печи или в камине, только когда стемнеет, чтобы издалека не было заметно дыма.
Проходят месяцы, и наконец вокруг фермы Штрёмов начинает таять снег. Но еще недостаточно, чтобы можно было уйти. Мама волнуется больше обычного, и папе не удается ее успокоить. Она уверена, что чужие вот-вот придут, и мы должны что-то сделать, чтобы избежать худшего. Я не знаю, что это за худшее, о котором говорит мама. Но мне все равно страшно.
Однажды днем я вижу, как она что-то шьет у окна своей комнаты, где светлее. Я не знаю, что это, но она отпорола атласную оборку от старого праздничного платья и срезала что-то серебристое с кокарды, которую мы нашли в бауле. А папа закрылся в стойле, захватил туда доски, и я слышу, как он там пилит и колотит молотком.
После ужина, перед тем как идти спать, папа усаживается в старое кресло и берет меня на колени. Мама садится перед нами на корточки, прямо на ковер. У них что-то есть для меня. Подарок. Глаза у меня блестят от радости. Я хватаю коричневый пакет из волокон рафии и открываю его.
Внутри лежит повязка из красного атласа, а на ней — колокольчик.
Мама подвязывает его мне к щиколотке и говорит:
— Завтра мы поиграем в замечательную игру.