В этом "спасении банкиров" был элемент игры, поскольку они делали вид, что спасают страну, не имея необходимых ресурсов. Некоторые органы банковского регулирования увидели, что банкиры пытаются взять кредит, но при этом перекладывают реальный риск и ответственность на государство. Заместитель председателя правления Citi Томас К. Теобальд (впоследствии председатель совета директоров Continental) выдвинул особенно жесткие условия участия своего банка, требуя абсолютных государственных гарантий от рисков. Как позже писал Спрэг, "они хотели, чтобы все выглядело так, как будто они вкладывают деньги, но в то же время были абсолютно уверены, что ничем не рискуют. Я сказал, что не буду голосовать за такую фикцию".
В тот же день и на следующий беспокойные регуляторы предложили банкирам предоставить 500 млн. долл. из 2 млрд. долл. капитальных вливаний. В последний момент Citi попытался вставить формулировку, защищающую банкиров от потерь. Только звонок Волкера председателю совета директоров Citi Уолтеру Уистону в Калифорнию вывел ситуацию из тупика. Со стороны банкиров это было в основном мнимое геройство: согласившись на свои 500 млн. долларов, они сидели и спорили о том, как "переложить" риск на другие банки. Уильям Айзек из FDIC прямо сказал: "Банкиры не потеряли никаких денег, и, оглядываясь назад, можно сказать, что их участие было излишним".
В итоге FDIC фактически национализировала "Континенталь", получив 80-процентный пакет акций. Создав потрясающий прецедент, FDIC постановила, что все вкладчики будут застрахованы; никогда ранее она не предоставляла такого полного страхования при банкротстве мелких банков. Теперь Вашингтон заявил, что некоторые банки слишком велики, чтобы обанкротиться. Однако даже полная вера и кредит правительства США не смогли мгновенно остановить банковский кризис. Банкиры всего мира говорили: "Ну и что? ", - вспоминает Престон. "Их не впечатлило, что депозиты были гарантированы правительством США. Это меня удивило". Последствия "Континентал Иллинойс" были парадоксальными: хотя это дело показало неприемлемую опасность банкротства крупных банков на современных финансовых рынках, правительство создало новые стимулы для того, чтобы обходить мелкие банки и хранить вклады в крупных банках.
Континентальный Иллинойс" послужил предупреждением о состоянии коммерческих банков в 1980-х годах. По мере того как банки теряли свой основной кредитный бизнес и пытались сохранить прибыль, они столкнулись с растущим числом катастроф в судоходстве, инвестиционных трастах недвижимости, энергетических кредитах, сельскохозяйственных кредитах и кредитовании стран Латинской Америки. Закон Гласса-Стиголла пытался оградить коммерческие банки от рисков, отделив их от работы с ценными бумагами. Вместо этого он ограничил их рамками умирающего бизнеса и лишил прибыли, которая могла бы сохранить их рассудок и здоровье. К 1984 г. число банкротств банков достигло рекордного уровня после депрессии. В 1980-е годы коммерческие банки столкнулись с хронической нестабильностью, в то время как банки, занимающиеся ценными бумагами, получали рекордные прибыли. Это перечеркнуло намерения Гласса-Стиголла и утвердило J. P. Morgan and Company в решении двигаться дальше в направлении превращения в глобальный инвестиционный банк. К моменту краха 1987 года компания зарабатывала на таких комиссионных больше, чем на стандартных кредитных спрэдах.
Похороны старой Уолл-стрит состоялись в марте 1982 г., когда Комиссия по ценным бумагам и биржам США ввела в действие правило 415, предусматривающее "регистрацию на полке". За этим скучным техническим названием скрывалась смелая революция. Вместо того чтобы регистрировать каждый новый выпуск ценных бумаг отдельно, компании "голубых фишек" могли зарегистрировать большой пакет акций и продавать его по частям в течение двух лет. Таким образом, казначеи компаний могли воспользоваться внезапным снижением процентных ставок. Правило 415 превратило андеррайтинг в мир быстрых сделок и решений в доли секунды, а не в старый мир Morgan Stanley с элегантными синдикатами, формируемыми в течение нескольких недель. Компании могли даже отказаться от услуг инвестиционных банков и продавать напрямую учреждениям. Один из руководителей компании Dillon, Read со злорадством заметил: "Многие из крупнейших клиентов Morgan - самые искушенные. Они скорее скажут: "Прогуляйся, приятель".
Руководитель синдиката Morgan Stanley Томас А. Сондерс III, худощавый виргинец с тонкими губами и широким ртом, осознал потенциал Правила 415, когда однажды вышел на пробежку. Ошеломленный последствиями, он пришел на работу на следующее утро и проговорил: "Подождите, ребята, это просто невероятно". Вскоре он уже звонил по всей улице и говорил людям: "Боже мой, это безумие". Как и в случае с "майским днем" 1975 г., Боб Болдуин возглавил усилия по отмене этого постановления, снова облекая их в форму крестового похода за спасение региональных фирм. Он собственноручно направил в SEC письмо с протестом: "Это правило может привести к фундаментальным изменениям в процессе привлечения капитала... с нежелательными последствиями, которые не были изучены". Его предупреждения о том, что Правило 415 нанесет ущерб небольшим фирмам и приведет к тому, что Уолл-стрит будет монополизирована несколькими крупными фирмами с хорошей капитализацией, должным образом оправдались.
Несмотря на то, что Morgan Stanley заявила в качестве клиентов двадцать восемь из ста крупнейших корпораций Америки, многие из них поддержали Правило 415. Exxon, U.S. Steel и Du Pont даже обращались в SEC с письмами в поддержку. Эти богатые невольники наконец-то сбросили с себя оковы. Некоторые критики опасались, что Правило 415 сведет на нет пятидесятилетнюю практику "должной осмотрительности", когда инвестиционные банки ручались за надежность выпуска. Печать одобрения Morgan Stanley всегда успокаивала инвесторов. Однако в эпоху казино фирмы "голубых фишек" больше не нуждались в заверениях банкиров о своем здоровье. Их кредитные рейтинги зачастую были лучше, чем у их банкиров.
Сила "415" быстро проявилась при ее пробном использовании компанией AT&T в 1982 году. Годом ранее Morgan Stanley собрал традиционный для AT&T синдикат из 255 домов. Теперь для полочного выпуска на сумму 100 млн. долл. компания AT&T пригласила к участию в торгах двадцать одного андеррайтера. Вместо синдикатов в соответствии с Правилом 415 использовались "купленные сделки", когда фирма или группа фирм покупала весь выпуск и быстро перепродавала его. Salomon Brothers и First Boston проводили такие сделки в течение многих лет. Morgan Stanley чувствовал на себе мучительное давление, требующее победы в открытом конкурсе. "Мы уже были банкиром AT&T по всем ее акциям, а также по большей части долговых обязательств, и нам нужно было показать, что мы им по-прежнему являемся", - сказал Сондерс. Во внутренней служебной записке содержалось предупреждение о "репутационном риске" при заключении сделки с AT&T: "Нам не нужно быть первыми, но это поможет утвердить нашу роль". Это послужило основой для необдуманной попытки Morgan Stanley показать, что он может быть на высоте в условиях жесткой конкуренции. То, что этот безумный трюк удался, не умаляет его глупости.
6 мая 1982 г. компания Morgan Stanley согласилась купить два миллиона акций AT&T по цене 55,40 долл. за штуку, что на 15 долл. выше текущей рыночной цены. Компания надеялась перепродать весь пакет на следующий день. Эта "купленная сделка" на самом деле была блочной сделкой от AT&T к Morgan Stanley без синдиката, который бы снизил риск. Главный трейдер Morgan по акциям Энсон Бирд провел несчастную бессонную ночь и позже признал, что это была безрассудная сделка, совершенная "ради права похвастаться". К счастью, на следующий день он избавился от двух миллионов акций, в основном по цене $55,65, или с прибылью в $,25 сверх себестоимости. Если этот маневр и был ловкой рекламой, то он обнажил риски, связанные с 415 акциями. За то, что за одну ночь Morgan Stanley получил 100 млн. долларов, он заработал всего 400 000 долларов. Позже в том же году, когда AT&T привлекла 1 млрд. долл. через традиционный синдикат, Morgan Stanley неожиданно пришлось терпеть четырех соуправляющих. Корпоративные казначеи стали новыми властителями, и вскоре даже General Motors полагалась на четыре инвестиционных банка, включая Morgan Stanley.
В 1981 году Morgan Stanley занимал первое место по андеррайтингу, как и в основном с 1935 года. К 1983 г. - после "перетряски" 415 компаний - он опустился на шестое место, а новым лидером стала компания Salomon Brothers, ориентированная на трейдинг. Андеррайтинг превратился в банальный товарный бизнес, в котором капитал и торговое мастерство имели гораздо большее значение, чем контакты с компаниями. Торговые фирмы, которые когда-то были изгоями высшего общества Уолл-стрит, в результате ошеломляющего разгрома свергли патрициев. Morgan Stanley вряд ли обеднел: он по-прежнему занимал первое место по андеррайтингу акций и второе - на еврорынках, но его относительное положение ухудшилось, и он потерял свой особый ореол успеха. Порой казалось, что она возмущена этим новым миром. Так, глава синдиката Сондерс ворчал: "Но корпоративные казначеи - такие же люди, как и мы с вами. Они хотят быть новаторами, хотят сказать совету директоров: "Смотрите, что я сделал! Я создал эту конкурентную ситуацию, я заставил эти пять банков пробивать себе дорогу к нашей двери, , и разве это не замечательно? Я снял оковы. Теперь эмитент контролирует весь мир, и вот я здесь".
Отношения на расстоянии вытянутой руки между компаниями и банкирами, за которые выступал Луис Брандейс, теперь развивались под влиянием рыночных сил и по инициативе корпоративной Америки. Эта рыночная реформа, отнюдь не демократизирующая Уолл-стрит, привела лишь к перестановкам в ведущих компаниях. Только у ведущих компаний Уолл-стрит - Morgan Stanley, Goldman, Sachs, First Boston, Merrill Lynch, Salomon Brothers и Shearson Lehman - был капитал, позволяющий брать крупные пакеты акций и быстро их продавать. Если до 415 года эти шесть крупнейших фирм обслуживали четверть новых долговых обязательств, то после этого они обеспечили почти половину долга. Таким образом, исчезновение банковских отношений не открыло двери для новых задиристых игроков, как надеялись реформаторы, а лишь укрепило позиции тех фирм, которые уже занимали доминирующее положение.
Правило 415 появилось в конце срока работы Боба Болдуина в Morgan Stanley, опустив занавес над его миром синдицирования. Однажды он сказал, что, если "Гласс-Стиголл" будет отменен, на следующее утро он первым встанет в очередь в Morgan Guaranty. Однако в 1977-78 гг., будучи председателем Ассоциации индустрии ценных бумаг, он активно выступал против расширения полномочий коммерческих банков по андеррайтингу. "Он нанес нам несколько смертельных ударов", - говорит Джек Лафран, в то время лоббист Morgan Guaranty. После окончания работы в SIA Болдуин вернулся в Morgan Stanley, который он понимал все хуже и хуже. Коллеги считали его потерянным в новом мире торговли и рисков, который он сам создал.
Один из бывших партнеров заметил: "Когда Болдуин вернулся из SIA, он стал помехой. Он потерял контроль над фирмой и только нажил себе новых врагов. Он обращался со всеми как с детьми. Он начинал произносить речь, и никто не мог говорить. Он все время пытался пережить дни своей славы в качестве заместителя министра военно-морского флота. Его не слушали. В конце концов, никто не хотел видеть его рядом". Другой сказал: "Он разговаривал с людьми, позировал, ему всегда нравилось быть властным парнем из Morgan Stanley. Он всегда говорил о себе, рассказывал истории, в которых он был героем".
До последнего Болдуин оставался гиперконкурентоспособным и стремился добиться своего. Однако при всех своих недостатках жесткий и бестактный Болдуин стал самым важным человеком в современной истории Morgan Stanley, обеспечив компании рыночные навыки, необходимые для конкуренции в мире, который больше не основан на старых связях. Он спас ее от благостной безвестности и вялой гибели. В конце 1983 г., когда эпоха Болдуина завершилась без очевидного преемника, между тремя основными претендентами - Бобом Гринхиллом, Диком Фишером и Льюисом Бернардом - началась нервная борьба. На карту было поставлено многое. За десять лет Morgan Stanley выросла в десять раз. Сейчас в компании работало около трех тысяч человек, а ее капитал составлял около 300 млн. долл. Хотя среди управляющих директоров не было ни одного чернокожего или женщины, этнический состав восьмидесяти управляющих директоров был на удивление разнообразным. Но в компании было больше напряженности и конфронтации, чем в прежние времена, и было много амбициозных людей, добившихся больших успехов.
Чтобы избежать склок, Болдуина заменили неожиданным выбором: сорокадевятилетним С. Паркером Гилбертом, получившим образование в Йеле, который претендовал на уникальную родословную Моргана. Его отец-вундеркинд был генеральным агентом Германии в 1920-х годах и партнером J. P. Morgan в 1930-х. Высокий и подтянутый, с широким лицом, аквилонским носом и урбанистическими манерами, Гилберт обладал мальчишеской улыбкой отца, но сдержанностью Гарольда Стэнли, его отчима. "Паркер был компромиссным человеком, который не стал бы злить ни Гринхилла, ни Фишера, ни Бернарда", - рассказывал один из бывших партнеров. Среди жестких участников сделок он отличался легкостью в разрешении споров". По словам Роберта А. Джерарда, бывшего управляющего директора, "Паркер обладает двумя достоинствами. У него потрясающее чутье на то, как свести к минимуму неловкие ситуации и заставить людей работать вместе. Все уважают его честность. Он действительно является тем клеем, который скрепляет фирму".
Гилберт был самым интернациональным из топ-менеджеров: он совершал турне в Париж и занимался делами на Ближнем Востоке. Как и следовало ожидать, он был близок к Morgan Guaranty и специализировался на сохранении старых клиентов. Один из вице-президентов Morgan Guaranty называл Паркера "старой породой". Это были барракуды внизу, которые не понимали, что такое отношения". Он должен был олицетворять традиции в период быстрых перемен. Один из бывших коллег сказал: "Паркер находится там, где он находится, потому что его отец и отчим были там, где они были. Он - символическая фигура, как Гарри Морган". По словам другого бывшего партнера: "Общий вымысел, по которому жили люди в Morgan Stanley, заключался в том, что он хотел доказать, что добивается успеха не только потому, что является пасынком Гарольда Стэнли. Затем он отправлялся играть в гольф". На самом деле, какими бы ни были первоначальные планы, Гилберт стал не просто фигурой, а неожиданно волевым председателем совета директоров. Именно его осторожность позволила Morgan Stanley избежать некоторых последствий краха 1987 года.
Настоящим наследником Боба Болдуина, вероятно, был Дик Фишер. Жертва полиомиелита, парализованный от бедра вниз и ходивший с тростью, Фишер по окончании Гарвардской школы бизнеса подал заявление о приеме на работу в Morgan Stanley, но сначала ему нужно было победить собственные сомнения в своей работоспособности. Партнеры также недоумевали, как инвалид может ездить в командировки и свободно передвигаться. Яркий, общительный и популярный, он оказался виртуозным политиком и умелым управляющим людьми. "Дик - жесткий человек, но не подает виду", - заметил один из его бывших коллег. "Он может быть безжалостным человеком в бархатных перчатках".
Фишер нашел ответ на свой недостаток в малоподвижном мире трейдинга. Работая в звукоизолированном стеклянном боксе, так называемом lean-to на торговой площадке, он организовал новую операцию по торговле облигациями в 1970-х годах. (По симметрии, его брат Дэвид возглавил J. P. Morgan Securities.) Это был удачный выбор. Как и Деннис Уэзерстоун в Morgan Guaranty, акции Фишера в Morgan Stanley росли прямо пропорционально растущей моде на трейдинг на Уолл-стрит.
Другой важной фигурой был Льюис Бернард, по прозвищу Мозговитый Бернард, первый партнер-еврей и, вероятно, лучший стратегический мыслитель в компании. В 1979 г. он возглавил целевую группу по разработке десятилетнего плана развития Morgan Stanley. Именно Бернард внедрил компьютерную мультивалютную систему для глобальной торговли, которая сделала Morgan Stanley законодателем мод. В 1983 г. он возглавил новое подразделение по работе с ценными бумагами с фиксированным доходом, которое с запозданием привело компанию к торговле золотом, драгоценными металлами и иностранной валютой, а также к выпуску и торговле коммерческими бумагами, муниципальными облигациями и ипотечными ценными бумагами - всеми инструментами для удовлетворения все более требовательных корпоративных клиентов. Эта деятельность также потребовала увеличения числа трейдеров и продавцов, что привело к дальнейшему превращению Morgan Stanley в анонимный глобальный финансовый конгломерат.
Важнейшим стратегическим шагом стало то, что компания Morgan Stanley, которая в начале послевоенной эпохи была столь нерасположена к зарубежным рынкам, взяла на себя серьезные обязательства по торговле и распространению ценных бумаг за рубежом. При этом компания разумно упразднила все управленческие различия между своими внутренними и международными операциями. По мере того как торговля и слияния вытесняли андеррайтинг в Morgan Stanley, элегантность уходила, а наглость приходила, что стало неожиданностью для некогда спокойной культуры. Как писала в 1984 г. газета New York Times, "руководители Morgan, которые на протяжении многих поколений пользовались репутацией аристократов инвестиционного банкинга, в наши дни выглядят растерянными в отношении своего имиджа". По мере утраты эксклюзивных связей с клиентами компании приходилось бороться за бизнес и поощрять агрессию. Как и в Morgan Grenfell, фирма, которую когда-то высмеивали за чопорность, доказала, что при необходимости она может быть безжалостной, чтобы сохранить свои привилегии.