Глава восемнадцатая. Чайник стучит в мое сердце…

– «Мертвые души»? – удивилась Елена, когда Данилов после ужина рассказал ей о своем открытии. – Стоят ли они того, чтобы так сторожиться?

– Ты рассуждаешь как скоропомощной начальник, – ответил Данилов. – На «скорой» держать липовых сотрудников сложно, поскольку все у всех на виду и «жонглировать» ставками очень трудно. Но в крупном стационаре, особенно на фоне притока большого количества новых сотрудников, эта затея может приносить огромные доходы. Помнишь, в восемнадцатом сняли главврача восьмой туберкулезной больницы?

– Помню, – кивнула Елена. – Скандал был тот еще…

Скандал действительно был громким – главный врач лучшей столичной туберкулезной больницы, профессор кафедры фтизиатрии РМАНПО, заслуженный врач Российской Федерации и депутат Московской городской думы был обвинен в хищении бюджетных средств путем мошенничества – он оформил в свое учреждение на врачебные должности шестерых совместителей, которых никто никогда не видел, но зарплата им начислялась исправно и премии они получали хорошие. Документы были оформлены как положено, деньги переводились на реальные счета в Сбербанке, десять процентов «совместители» оставляли себе, а остальное отдавали главному врачу. Поначалу такая дележка всех устраивала, но со временем один из совместителей сообразил, что он не просто оказывает услугу хорошему человеку, получая за это деньги, а является соучастником преступления, за которое можно получить шесть лет отсидки. «Мы рискуем одинаково, значит и деньги нужно делить поровну!», потребовал умник и был тут же уволен. Главный врач явно надеялся на то, что бывший соучастник, успевший капитально «замазаться» в преступной схеме, станет помалкивать, но тот рассудил иначе, явился с повинной и оказал большую помощь следствию. Угодив в жернова следствия, главный врач совершил еще одну ошибку – вместо того, чтобы признать полностью доказанную вину и добровольно возместить нанесенный государству ущерб, заявил, что его оболгали и попытался организовать кампанию в свою защиту, полагаясь на депутатскую неприкосновенность. Дело закончилось отправкой на зону, а ведь мог бы отделаться условным сроком.

– Он на шести «мертвых душах» более двенадцати миллионов хапнул! – напомнил Данилов. – По два миллиона с головы. А господина Ерастова «мертвых душ» должно быть побольше. Турканов же сказал, что его подруга вешается, когда зарплату считает. Стала бы опытный бухгалтер из-за шести совместителей вешаться?

– Вряд ли, – согласилась Елена. – И чайник намекает на то, что дело серьезное. Что собираешься делать? Сообщишь куда следует или дашь им последний шанс?

– Я не просто сообщу, а сдам их с потрохами! – жестко ответил Данилов. – То есть – с доказательствами. Хотя бы с минимальными, чтобы не выглядеть клеветником, да и чтобы следствию было за что зацепиться. Чайник, конечно, стучит в мое сердце как пепел Клааса,[60] но общественное в данном смысле доминирует над личным. Я не терплю воровства, особенно в тех случаях, когда оно разъедает структуру.

– Объясни попроще, – попросила Елена. – Какую структуру?

– В данном случае – больницу имени Буракова. В одиночку главный врач такие дела проворачивать не может – нужно соучастие или, хотя бы, молчаливое согласие начмеда, главного бухгалтера и заведующих отделениями, в которых якобы трудятся совместители. Допускаю, что и старшие сестры могут быть в курсе. Вся эта компания вроде как идет навстречу пожеланиям главного врача, следовательно – может рассчитывать на определенные поблажки. Ворон ворону глаз не выклюет, как-то так. Возьмем, для примера, отделение лучевой диагностики. Врачи начинают водить табунами частную клиентуру, отчисляя процент заведующему, а «бесплатных» пациентов обследуют в ускоренном темпе и спустя рукава. Независимый главный врач может навести порядок в кратчайшие сроки, а зависимый предпочтет закрыть глаза. В результате возрастает процент неверных диагнозов, то есть – от воровства главного врача косвенно страдают пациенты. Но они еще и прямо страдают, поскольку расхищаются деньги, предназначенные для организации их лечения. Возьми современную московскую поликлинику и сравни ее с поликлиникой девяностых годов – это же небо и земля…

– Ясное дело, – усмехнулась Елена. – Но сейчас финансирование совсем другое…

– В ноябре Ряжская сорвала заседание кафедры. Знаешь как? Вспомнила о том, какие средства выделялись департаменту во второй половине девяностых, когда он назывался «комитетом». Точные цифры я не назову, но они были весьма впечатляющими, а когда народ начал переводить те рубли в современные, то выяснилось, что в наше время финансирование в лучшем случае возросло на тридцать процентов. А огромная разница объясняется тем, что в наше время бо́льшая часть средств используется по назначению, а не разворовывается.