Всё-таки я решил искупаться в дугообразном морском бассейне при отеле «Terramar». Доступ к нему ничем не ограждался. На слегка вздымающейся от дыхания моря поверхности бассейна виднелось две-три головы купающихся. Я легко избавился от майки и шортов и кинулся в солёные воды морской купели. От открытого пространства самого моря закрывал изогнутый в дугу мол, имеющий посреди небольшой узкий просвет, как в разорванном кольце. Снаружи о мол разбивалась пологая прибойная волна, собирающаяся в бурун у этого бетонного разрыва. За ним волна ослабевала и уже с более редкой амплитудой катила свой вал по поверхности бассейна, полностью утихая на песчаном срезе пляжа. Я лёг на спину и, покачиваясь в этой гигантской колыбели, смотрел в безмятежное чистое небо, то приближаясь примерно на метр к бесконечности космоса, то удаляясь на метр от него. От этого во вселенной ничего не менялось. А если и менялось, то совсем по другим причинам. Рядом со мной также в унисон покачивалась женщина-топлес, тоже лежащая на мерно вздымающейся волне и смотрящая сквозь тёмные очки в небо. О чём она думала, я не знал. Возможно, тоже о вселенной и её бесконечности. Если бы меня увидела сейчас наша команда с «Тора», то наверняка я услышал бы примерно такое:

– Ни хрена себе даёт наш электромех стране угля! Мы здесь целый день в карты режемся, дышим цементной пылью, а он, видите ли, развалился с полуголой бабой (миллионершей, наверное) на волнах Средиземного моря и в ус не дует.

(Официально я считался третьим механиком, но по старым канонам, связанным с моими прямыми обязанностями, меня чаще называли именно так – электромехом).

Иногда по выработавшейся с годами привычке я поворачивал голову и присматривал за велосипедом, стоявшим у пляжной скамейки. Ведь если кому-нибудь взбредёт в голову сесть на него и поехать, то я вряд ли сумею догнать угонщика. А это для меня катастрофа. Если я ехал сюда порядка трёх часов со средней скоростью 20 км/час, преодолев тем самым 50–60 км, то обратно идти пешком придётся часов 10–12, не меньше. То есть, в лучшем случае, только к утру я смогу придти на пароход. От этой мысли мне стало неспокойно, и я решил, от греха подальше, закончить водные процедуры. Хотя, с другой стороны, кому нужен мой старый велосипед? Респектабельность здешней публики сама была гарантией того, что не только кто-то может дотронуться до моего железного Росинанта, но даже и сама мысль о краже просто исключена для отдыхающих здесь буржуа. Но старые стереотипы цепки. От них трудно избавиться в одночасье. Как сказал по этому поводу Али ибн Абу Талиб: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».

Я присел на пляжную скамейку, чтобы обсохнуть, а затем продолжить свой путь, но уже в обратном направлении. Я смотрел на тихую мирную жизнь вне трудовых будней, на слоняющихся без цели по прибрежной мостовой гуляк, на купающихся в бассейне расслабленных людей, на прибранную и ухоженную южную природу и думал: «Смог бы я вот так беспечно и нудно проводить здесь время, не требуя от жизни ничего, кроме неги, тепла и внешнего благополучия?» Ну, день я ещё смог бы выдержать, максимум неделю. А дальше? Дальше необходимо движение, какое-то смещение с мёртвой точки, делание дела, выполнение обязанностей, преодоление барьеров – бег по прямой, замыкающейся в итоге в круг. Но когда он ещё замкнётся? А пока надо бежать. И так все мы бежим по этому кругу, каждый со своей внутренней программой и каждый за своим индивидуальным счастьем и своей мечтой. А не есть ли счастье здесь и сейчас? – Когда находишься в отрешении от недавних и близких забот, в чужом краю, практически голый, без средств к существованию, но здоровый и бодрый, наполненный внутренней энергией к действию, к перемещению в пространстве, имеющий под рукой гениальное средство передвижения – велосипед, работающий посредством мускульной силы. И ещё – я имел желание жить и действовать и участвовать в вечном движении материи, поскольку хорошо осознавал патологическую хрупкость и временность бытия каждого индивида.

Конечно, у меня при таком взгляде на сиюминутное счастье всё-таки имелся крепкий тыл – это мой славный пароход «Тор». На нём всегда ждёт меня надёжное пристанище, уютный ночлег и хорошая трапеза, приготовленная нашим бессменным коком Петерисом. Я посмотрел вдаль, в ту сторону, где за синей морской поволокой стоял наш трудяга-пароход. Как далеко отстоял он от этих мест! Меня опять посетило чувство тревоги. Я ведь не взял с собой ни насоса, ни какого-либо инструмента, ни ремонтного комплекта для шин. Любой случайный прокол колеса ставил меня в положение безлошадного рыцаря. Я лишался бы средства передвижения, хотя никто меня при этом не грабил. На спущенном колесе далеко не уедешь.

Эта мысль почему-то пронзила меня ещё острее, нежели мысль о краже велосипеда. Я решил, не откладывая, ехать, пока на шестерёнках натянута цепь, и колёса полны сжатого воздуха. Я опять оказался на знакомой мне трассе и опять испытал чувство восторга от стремительной езды. Этот участок дороги имел какую-то свою невидимую энергетику. Возможно, электромагнитной природы или гравитационной, или ещё не известной науке. Если это была электромагнитная сила, то я, как электромеханик, мог бы представить в этом случае полотно дороги, как линейный статор, а себя вместе с катящимся велосипедом, как ротор асинхронного двигателя. Но вот кто включал ток по статорной обмотке шоссейной дороги, мне трудно было представить. Создавалось впечатление, что, перестань я крутить педали, мой железный конь-ротор всё равно нёсся бы галопом, не останавливаясь.

Поскольку я не новичок в велотурах и повидал многое, то могу с полной уверенностью сказать, что на земле есть такие места, где складывается совершенно противоположная картина. Едешь, казалось бы, по ровной дороге, и ветер тебе в спину, и погода хорошая, и велосипед смазан, а приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы обеспечить движение вперёд. Как будто в этом месте тебя кто-то притягивает магнитом, тормозит и даже тянет назад. Это очень неприятное ощущение, чувствуешь на себе воздействие какой-то негативной, невидимой, но явной в своём проявлении силы. Но стоит преодолеть подобный участок, и велосипед будто бы сам вырывается вперёд и освобождается от пут, тянущих вниз и назад.

Обратно я ехал в сторону Барселоны, и Средиземное море оставалось у меня с правой стороны. Иногда попадались участки, особенно на левых радиусных поворотах, где дорога подходила к скальному срезу так близко, что захватывало дух. Одно неверное движение рулём, зазевался, вовремя не повернул влево, и ты летишь в пропасть, на камни, по склону, и дальше отвесно – в море. В таких случаях сами собой приходят строчки испанского поэта Хулио Кортасара:

Нечастые автомобили обгоняют меня на прямых участках. На виражах это опасно и бессмысленно, поскольку наши скорости сопоставимы, а чаще я еду даже быстрее, хотя на крутых изгибах приходится поневоле притормаживать из-за риска выехать на встречную полосу при правых поворотах, а при левых можно вообще улететь за пределы дороги – в пропасть. Всё-таки голова велосипедиста находится выше головы водителя легкового авто (и это большое преимущество), ты как бы летишь в пространстве, свободно, как птица, не скованный железными рамками кабины, и в итоге поездка на велосипеде приносит истинное удовольствие и даже наслаждение от чувства, близкого к свободному парению. Это двухколёсное устройство даёт ощущение независимости и свободы (не абсолютной, конечно).

На судно я вернулся как раз к ужину. Погрузка закончилась, и боцман скатывал палубу от цементной пыли из пожарного брандспойта. Его красный, припухший от карточных игр, нос повернулся в мою сторону:

– Далеко ездил? – спросил.

– Да тут недалече. Правда, отсюда не видать. А вот здесь, совсем рядом, можно сказать под боком, есть живописная бухточка. Песок – бархат. Вода – парное молоко. Блатуй ребят, пойдём купаться.

– Да ты что, Палыч! Сейчас партия готовится. Надо отыгрываться. – И он посмотрел на свой нос, максимально скосив зрачки к центру.

Я спустился в утробу парохода и, преодолевая табачную завесу, стоящую у каюты второго механика, просунул голову в проём не закрытой двери.

– Архаровцы, – говорю, – хватит биться на пистолетах, пора и расслабиться.

– Что ты имеешь в виду? – в один голос подозрительно спрашивают собравшиеся за карточным столом.

– Здесь под боком, где заканчивается причал, начинается райский уголок. Как на туристических буклетах: высокий скальный грот, внутри песчаный пляжик и синее-синее море с плавной прибойной волной.

– Где ты такое видел? – с высокой степенью скепсиса в голосе спросил матрос Флюс, теребящий в руках растрёпанную колоду карт и иногда делая ею резкое и хлёсткое движение в воздухе. По-видимому, он отрабатывал, а заодно и предвкушал очередное дружеское, но неотвратимое нособитие.

– Высунь голову наружу, посмотри, что делается на белом свете, и увидишь. Цементом уж все заросли по уши. Айда отмываться! Не пожалеете, – вдохновил я компанию.