3. Армия и флот[333]

Как мы видели, египетская военная каста, членов которой греки называли махимами, все еще существовала в качестве отдельного органа в то время, когда в Египте установилось правление Птолемея. Пока неясно, в какой мере египетские воины использовались в войсках Птолемеев до Филопатора. С одной стороны, Полибий пишет о вооружении египтян Филопатором в 217 году до н. э., как если бы это было важнейшее нововведение; с другой стороны, у нас есть слова Диодора о том, что в битве при Газе (312 до н. э.) в армию Птолемея входил «большой отряд египтян, некоторые из них использовались в обозе, другие были вооружены и готовы к бою». Конечно, может быть так, что Птолемей Сотер сначала — или ввиду особой необходимости в 312 году до н. э. — использовал местные войска, но потом отказался от эксперимента, и век спустя, когда Филопатор вывел туземных воинов на поле боя, это представлялось абсолютным отходом от птолемеевской традиции. Либо нововведение могло состоять в том, что тогда туземным воинам впервые дали македонские доспехи и организовали в регулярную фалангу, тогда как раньше они имели лишь легкое вооружение, возможно, по старому и неэффективному египетскому обычаю и применялись только во вспомогательных службах, в разведке и т. д. Лекье высказывает предположение о том, что туземные махимы участвовали в военных действиях начиная с времени правления Птолемея I и что нововведение Филопатора заключалось в вооружении всех египтян без разбора, а не только махимов. Но эта теория едва ли укладывается в рассказ Полибия. Как бы там ни было, даже в первые годы царствования династии махимы использовались в качестве полицейских и, видимо, морских пехотинцев на кораблях военного флота[334].

У нас есть несколько единичных упоминаний о туземных воинах в документах, относящихся к последнему периоду династии. Они были организованы в войска, называвшиеся лаархиями, которыми командовали лаархи[335]. (Греческое слово «народ» — λαῳ — обычно употреблялось для обозначения туземных жителей.) Махимы, жившие в качестве военных поселенцев в Фаюме при Эвергете II, носят египетские имена[336]. Если Лекье прав, то термин «махим» в последнем веке до нашей эры изменил свое значение. Вместо членов туземной военной касты он стал означать всех тех воинов, чьи наделы, как, например, орошаемые наделы махимов, имели размер 30 арур и меньше, — в том числе даже и греческих махимов[337]. Это было одним из признаков процесса, который при последних Птолемеях, казалось, однажды должен был сплавить греков и египтян в единый народ, — если бы Рим его не остановил.

Армии, с которыми первый Птолемей боролся против своих соперников, в основном, как мы видели, состояли из македонских войск, которые были набраны из воинов, разбросанных по Ближнему Востоку со времен Александра Македонского. Большинство их он поселил в качестве военных колонистов на египетской земле, и этот процесс военной колонизации продолжился при Птолемее II и Птолемее III. Даже после битвы при Рафии силу египетской армии все еще составляли воины-европейцы.

Нужно различать регулярные и наемные войска. Регулярная армия в целом номинально всегда оставалась «македонской», но по сути состояла из множества элементов, помимо македонских. Определенная часть набиралась среди греко-македонских граждан Александрии и Птолемаиды. Подавляющее большинство регулярных воинов, не считая воинов македонской крови, были греками или происходили с Балкан. Видимо, после македонского элемента крупнейшим был фракийский[338], а из греков на первом месте стояли критяне. Также в войско входила небольшая доля азиатов, в том числе евреев[339].

Конница стояла выше пехоты, как следует из того, что земельные наделы всадников были больше. Конные войска (гиппархии) иногда назывались порядковым числительным — Вторая гиппархия, Третья, Четвертая и т. д., — а иногда по конкретной национальности — Мизийская гиппархия, Фракийская гиппархия и т. п. Еще в первые годы правления Филопатора в гиппархии с этническими названиями стали принимать всадников любой национальности без разбору[340], хотя, возможно, гиппархии сохраняли доспехи и другие особые боевые характеристики, свойственные тому народу, из которого они первоначально состояли.

Регулярная пехота (пезы, «пехотинцы»), вооруженная по-македонски длинными пиками (сариссами), составляла тяжелую фалангу в боевом строю египетского войска. (При Рафии фаланга насчитывала 20 тысяч человек.) Она была разбита на хилиархии, которые назывались по порядковым номерам. Под греческим словом «гегемон», которым обозначились офицеры, стали подразумеваться конкретно офицеры пехоты, в отличие от офицеров конницы — гиппархов. Одна из загадок папирологии состоит в том, что означают слова ep’ andrōn («над людьми»), которые иногда идут после звания гиппарха или гегемона. Сегодня преобладает мнение, что оно значит «на действительной службе»[341].

Стратеги верховного командования египетских войск часто были наемниками из заморских греческих стран, однако их вряд ли можно назвать кондотьерами, поскольку командовали они не шайками, которые собрали самостоятельно и привезли с собой, а царскими войсками. В 218 году главную роль в реорганизации египетской армии сыграли греки из древних греческих земель — магнесец, беотиец, ахеец, аргивянин, фессалиец, два критянина; а в правление следующего царя мы находим, что во главе армии стоит этолиец Скопа, который, прежде чем прибыть в Египет, занимал высокий пост у себя в стране.

Помимо регулярной армии, сформированной из переселенных (македонцев, греков и т. д.) и туземных воинов, Птолемеи в большом масштабе использовали наемные войска. Наемники представляли собой отряды, набранные каким-либо командиром-кондотьером на одном из солдатских рынков греческого мира — в пелопоннесском Тенароне или малоазийском Аспенде — на свой страх и риск; сформировав отряд, он поступал на службу к любому царю или городу, который предлагал наиболее выгодные условия. Богатства династии Птолемеев дали им возможность нанимать заморских воинов подобного типа в больших количествах. Так как в те дни для военных действий в основном требовались определенные рода войск, умело владеющие каким-либо конкретным оружием, Птолемеям приходилось регулярно прибегать к помощи наемных войск, которые набирались в первую очередь из того народа, по имени которого и назывались: критские лучники, фракийцы с большими щитами и прямым обоюдоострым древковым оружием (ромфаями), галлы, высокие светловолосые воины севера с вытянутыми узкими щитами и необычайно длинными мечами, которые внушали противнику больший страх чем кто бы то ни было, но неизменно представляли не меньшую опасность для нанимателя, чем для врага. В битве при Рафии на стороне Птолемея IV участвовали 10 тысяч наемников (конных и пеших), из них 3 тысячи критян и 6 тысяч фракийцев и галлов. В ту эпоху царь мог часто вербовать наемников на несколько лет. Из 6 тысяч наемных пехотинцев, сражавшихся за Птолемея при Рафии, не меньше 4 тысяч имели участки земли, отданные им в пользование в Египте как солдатам регулярной армии.

Несколько полков отборных воинов составляли царскую гвардию и обычно селились недалеко от самого царя — то есть, как правило, в Александрии. Гвардия, по-видимому, состояла из кавалерии — конной гвардии (οἱ περὶ τὴν αὐλὴν ἱππεῖς), 700 всадников в битве при Рафии, — и пехоты, как регулярной («македонцы»), так и наемной. Термин «агема», которым назывались в армии Александра отборные войска, состоявшие из пехоты и конницы, в царстве Птолемеев обозначал регулярную пехоту гвардии. В битве при Рафии ее численность составляла 3 тысячи человек. Позднее мы слышим об особых отрядах из местных египетских воинов в гвардейских войсках царя (ἐπίλεκτοι μάχιμοι περὶ τὴναὐλήν)[342]. Несомненно, они имели такое же вооружение, как у туземной фаланги при Рафии, то есть македонское, а не древнеегипетское. Однако представляется вероятным, как считает Лекье, что туземная гвардия появилась уже после Птолемея IV. Воины, заполонившие улицы Александрии в правление первых трех Птолемеев[343], должны были быть исключительно греками и македонцами.

Современные Птолемею II поэты изображали, как перспектива военной службы при богатом греческом царе влекла в Египет молодых мужчин авантюрного склада со всего греческого мира. Вот воображаемый разговор между двумя такими юношами на Косе. Один пережил измену любимой и говорит, что отправится на военную службу за море. Другой отвечает: «Да что это пришло тебе в голову, Эсхин! Но если уж ты и вправду решился отправиться в изгнание, то Птолемей — лучший казначей для свободного человека!» — «А в остальном что он за человек?» — «Лучший казначей для свободного человека! К тому же снисходительный, любимец муз, верный друг, душа доброй компании, знает своих друзей, но еще лучше знает своих врагов. Человек щедрый для многих, не отказывает в том, что просят у него, если это подобает царю; однако, Эсхин, не следует нам постоянно обращаться с просьбами. Так, если ты решил приколоть верхний угол плаща над правым плечом и если у тебя достанет духу твердо стоять на обеих ногах и стойко нести бремя щитоносца, немедленно езжай в Египет!»[344]

А здесь некто говорит молодой жене, чей муж отправился в Александрию: «С тех пор как Мандрис уехал в Египет, прошло уже десять месяцев, и он не написал тебе ни строчки. Он позабыл тебя, будь уверена, и пьет из другого источника наслаждений! Египет! Подумай, там стоит храм богини [Арсинои]. Все, что ни есть или ни может быть на свете, есть в Египте: богатства, гимнасии, власть, удобства, слава, зрелища, философы, юноши, храм Богов Адельфов, царь, свободный человек, Музей, вино, всякое добро, которого только может пожелать сердце — и женщины тоже числом больше звезд, а красотой как богини, пришедшие на суд к Парису»[345].

Как мы видели, Птолемей I создавал в Египте искусственную Македонию, поселяя македонских и греческих солдат на его земле. Возможно, эта система арендаторов наделов (клерухов) полностью развилась не раньше царствования Птолемея III, после которого у нас более чем достаточно сведений об этом в папирусах. Само название клерухов позволяет предположить, что образцом для них могли в некоторой степени послужить афинские клерухи, получившие участки на принадлежащих Афинам заморских территориях, однако положение греческих клерухов в Египте больше походило на положение махимов во времена фараонов. В битве при Рафии регулярные войска (греко-македонские) насчитывали 28 700 человек. По расчетам Лекье на основании известного нам размера наделов, из этого следует — при условии, что все солдаты регулярной армии были клерухами, — что 2 миллиона арур египетской почвы в III веке до н. э. были переданы этим иностранным военным поселенцам. Геродот сообщает, что в V веке до н. э. махимы насчитывали 410 тысяч, и надел каждого составлял 12 арур. Таким образом, это дает в общем 4920 тысяч арур земли, которые должны были занимать махимы. Поскольку махимы, чье число сократилось после установления греческой власти в Египте, никак не могли занимать такую площадь, то предполагаемое количество земли, отданное греко-македонским клерухам, не кажется чрезмерным. Самих туземных махимов в эллинистическом Египте, вероятно, было меньше, чем в V веке до н. э., по сведениям Геродота; но, кроме того, обычный надел рядового махима пехоты теперь составлял лишь 5, а не 12 арур. Некоторая часть новых греко-македонских клерухов могла поселиться на землях, которые в прежние времена занимали махимы, но несомненно, что по большей части они обосновались на новых землях, отвоеванных у пустыни с помощью ирригации, главным образом в Фаюме. Порой, когда, например, Птолемей III привозил огромное количество пленных воинов из своих азиатских кампаний, должно быть, все новые клерухи получали наделы в Египте; в другое время процесс наделения участками «царской земли» того или иного воина или группы воинов был обычным элементом повседневного управления делами.

Земельный надел (клер) назначался воину пожизненно, если только из-за нарушения воинского долга царь не желал конфисковать участок, то есть вернуть его в «царскую землю». Одна из главных обязанностей клерухов состояла в том, чтобы должным образом возделывать участок. Клерух не мог оставить полученный надел в наследство; после смерти клеруха он снова отходил к царю и становился «царской землей» или опять передавался новому поселенцу. Помимо участка сельскохозяйственной земли, воин получал жилье (стафм). В Египте сельскохозяйственные земли, как правило, были слишком драгоценны, чтобы строить на них что-либо. Дома строились на возвышенностях, куда не достигал разлив. Какой-нибудь домовладелец по соседству с клером — в соседней деревне — был вынужден отдать половину своего дома в распоряжение клеруха. Естественно, подобная система расквартирования греко-македонских солдат в домах населения приводила к постоянным трениям и конфликтам. Видимо, иногда клерухи, у которых уже был стафм, пытались получить еще один в другом доме. Это было запрещено законом Птолемея II[346]. Кроме того, этот же закон запрещал клеруху «извлекать доход» из своего стафма, то есть, вероятно, сдавать его в аренду. С другой стороны, ему разрешалось — достоверно со времени Птолемея III, а может быть, с самого начала — сдавать внаем клер; это было в интересах государства, чтобы кто-то оставался возделывать участок клеруха, когда того призывали на действительную службу.

Государство преследовало двойную цель: 1) иметь воина, которого оно могло поставить в строй, когда появлялась нужда в войске; 2) иметь должным образом возделанный участок египетской земли. Важно было передать участок после смерти клеруха молодому воину. Самым естественным человеком, который мог бы занять место умершего, был его сын — если у него был сын. Когда после смерти клеруха участок возвращался царю, чтобы затем снова стать чьим-то наделом, царь при обычных обстоятельствах отдавал его годному к службе сыну покойного клеруха, если таковой имелся. Таким образом, хотя формально по закону участок не был наследственным, тем не менее он передавался по наследству на практике — но только при условии, что покойный клерух оставлял после себя сына, который мог сослужить царю реальную службу воином. В какой-то момент между девятым годом правления Эвергета I и пятым Филопатора правила изменились. После смерти клеруха, если он оставлял сына, сыну разрешалось немедленно получать в пользование участок отца, но до тех пор, пока он согласно закону не зарегистрируется в качестве нового клеруха, ему не разрешалось присваивать продукты, выращенные на клере, и все они в этот период переходили к царю. Наделы, продукты с которых таким образом «удерживались» царем, назывались katōchimoi klēroi (от katechein, «удерживать»). Третья перемена произошла, вероятно, в I веке до н. э. Отныне передача по наследству не ограничивалась отпрыском клеруха; она расширялась на его ближайшего родственника[347].

Вопрос, что означают термины epigonos («рожденный после») и epigonē, — еще одна избитая проблема папирологии. Мне кажется, сейчас уже достоверно установлено, что множественное число epigonoi («эпигоны») не синонимично слову «[из] эпигонов». Эпигоны определенно были организованы в военные войска под началом армейского руководства. Видимо, общепринятым стало мнение Лекье, что обычно сыновья клерухов были обязаны отслужить несколько лет в тех или иных войсках. В интересах царя было, чтобы после смерти клеруха сын, занявший его место, имел военную подготовку, и правительство могло выбирать некоторых сыновей (если их было несколько), не обязательно старшего, но того, который, пройдя военную подготовку в эпигонах, оказывался самым способным. Один папирус времен Птолемея II рассказывает нам о людях, которые уже занимают наделы в 20 арур, еще будучи в эпигонах[348]. С другой стороны, люди, о которых говорят, что они «из эпигонов», не связаны ни с какими войсками. Лекье предположил, что тех, кто уже отслужил свой срок в эпигонах, затем называли «из эпигонов». Некоторое время бытовало мнение о том, что сын клеруха в ожидании передачи ему отцовского клера назывался «из эпигонов», пока сам не становился клерухом, но ее опровергает папирус[349], в котором упоминается некто «из эпигонов», уже получивший клер в надел. Гриффит[350] высказал предположение, что ключевой смысл термина epigonē состоял в противопоставлении неегиптянина урожденному египтянину. Термин «из эпигонов» переводится на египетский как «рожденный в Египте среди потомков стратиотов», то есть детей и потомков воинов — неегиптян, поселившихся в Египте: греков, персов, фракийцев и т. д. Когда человек «из эпигонов» вступал в армию, он сам становился воином и уже не был «из эпигонов».