– Н-нет. Что это?
– О-о, мой друг, это страшная сила. Это искусство… Пожалуй это можно назвать искусством, управлять сознанием народных масс, посредством распространения перевёрнутых истин. Это не ложь, нет. Эта та же софистика, только намного страшнее.
– Что такое софистика я знаю. Изучал в хедере. Немного.
– Подумай, не кажется ли тебе, что ваш несчастный народ потому с несчастен, что его обработали по технологи приучения к мерзости?.. Габриэль, ты мне стал другом. Я высоко ценю твои человеческие качества. Поэтому вот, что я хочу тебе сказать. Мы не выбираем, нигде нам родиться, ни народ, среди которого родились, ни время, в котором родились, но выбираем одно: быть людьми или нелюдями… Только не подумай, что я плохо отношусь к твоему народу. Нет плохих народов.
Этому разговору предшествовало письмо, которое получил Габриэль от своего дядюшки, московского ювелира Арона Рухомовского.
Дядюшка писал, что конечно он рад, что Габриэль уже самостоятельно выполняет заказы орловского помещика, но, тем не менее, интересовался, а сколько его племянник заработал за этот почти год, какие у него планы на будущее и не подумывает ли он жениться – мальчику уже пошёл двадцатый год. У соседа подросла дочь, они с Габриэлем могли бы составить прекрасную пару. Звал обратно и предупреждал, чтобы был осторожен в расчётах – гои они такие, всё время хотят облапошить честных евреев. Но самое главное – он писал, что Габриэлю оставаться у меня теперь не безопасно, так как в декабре прошлого года Императрицей принят Указ, в котором евреям запрещено проживать в центральных губерниях, а только в определённых местностях. Исключение составляют купцы первой гильдии, лица с высшим образованием, отслужившие рекруты, ремесленники, приписанные к ремесленным цехам, караимы, горские и бухарские евреи. Он, как ремесленник и как крещёный, может проживать в Москве, а вот Габриэль… Пока он числится членом его семьи – это одно, а вот если его рассматривать, как обособленного ремесленника, то могут быть неприятности.
Письмо это показал мне сам Габриэль, когда я спросил его, почему он ходит третий день, как в воду опущенный?
Я никогда не задумывался, как и когда евреи попали в Россию. Живут и живут люди. И в прошлой жизни не задумывался, а в этой и подавно. Ну слышал что-то когда-то о черте оседлости, а что это, где это, никогда не интересовался. Вот тут меня Габриэль немного и просветил. Немного потому, что много, по молодости лет, и сам не знает.
Дядюшка его, двоюродный брат отца, переехал в Россию после первого раздела Польши в 1772 году. Так как Москве в Новомещанской слободе ещё с XVII веке работали крещеные евреи-ювелиры из Минска, Шклова, Вильно, Смоленска, Витебска и Полоцка (может и ещё откуда, но Габриэль не знал) дядюшка крестился.
– Но крестился, это так… – Габриэль красноречиво покрутил рукой.
– Так, это как? – я сделал вид, что не понял.
– Ну… Вот у нас рассказывают одну историю: «Хаим перешел в православие. Батюшка его наставляет: – Ты понимаешь, у нас, христиан есть постные дни. Теперь тебе нельзя есть мясное по средам, и особенно по пятницам. – Не удовлетворившись напутствием, батюшка решил навестить в пятницу вечером своего нового духовного сына. Застал он семью Хаима, поедающую говяжью ногу. – Сын мой, ты не забыл, что сегодня постный день? – Никак нет. – Но тогда почему ты ешь мясо. – Это не мясо, батюшка, а гефилте фиш. – Как так! Я же вижу, что это мясо. – Я превратил его в рыбу. – Как это превратил? – Очень просто. Точно так, как вы превратили еврея в православного. Я окунул мясо в воду».
Что такое «гефилте фиш» я не понял, но промолчал.
– Так что же мне делать?
– Нда, что же нам делать?
Почти год Габриэль живёт в имении. Просто живёт, ну как,.. как родственник. Никаких договоров мы с ним не заключали. Мне это в голову не пришло, ему, наверное, тоже. После того случая с дракой в Москве он смотрит на меня (неудобно даже сказать) с обожанием. Переделал тут массу вещей, Кроме пера, керосиновой лампы, шкатулки Карла Ивановича, мехов для кузницы, моих новых протезов он по существу руководил строительством мельницы и лесопилки. Они уже работают. Сейчас строим новый барский дом… Ох, деньги просто тают как вода (или снег?). Да,.. так о чём это я? Ах, да, так вот – никаких денег я ему не платил.
А вот это не порядок. Парень, конечно, из тех энтузиастов, которые интересное им дело готовы делать день и ночь и бесплатно (ха, сейчас пишут «безплатно»), но совесть-то надо иметь.
– Габриэль, дружище, если дело в деньгах, то я дам тебе сколько нужно. Если дело в дальнейшей перспективе – мы же обсуждали с тобой открытие в Брянске небольшого предприятия, где будем делать технологичные вещи, я же тебе показывал эскизы. Там ты будешь… Слушай, а если ты станешь не евреем, а французом?
Эта мысль явно его выбила из колеи.
– Это как?