Я выпил три рюмки и ушёл…
А ночью мне приснился сон.
Похоронка пришла в октябре сорок второго.
Мать была дома, только подоила козу и занесла из сенец кружку с молоком. Полную литровую кружку молока. Серёжка с маленькой Зинкой сидели за столом. Таня расставляла нехитрую посуду. Тётя Нȧдюшка, жена материного брата, резала хлеб. Её скрюченные артритом руки плохо держали нож, и Таня каждый раз боялась, что она порежется.
Следом за матерью из сеней в дом вошла Наташка-почтальонша, замотанная в шаль по самые глаза. Впрочем, так она ходила всегда.
– Тётка Феня, Вам вот… – Что «вот» она не договорила. Просто молча протянула матери какую-то жёлтую бумагу.
– Мать поставила кружку на стол. И, не села, а скорее упала на табуретку.
– Что это? – Голос матери был непривычно глухим и каким-то потерянным.
– Вот. – Наташка не могла выговорить название того, что она принесла.
Серёжка выскочил из-за стола и выхватил бумагу.
– Так, так… Федосье Андреевне, – Начал читать он. – Ваш сын…
Мать завыла, упала на колени, и так на коленях воя подползла к кровати, обхватила её руками и забилась.
Заревела испуганная Зинка, заголосила Нȧдюшка. Только Таня и Серёжка растерявшись, прижавшись друг к другу, ещё до конца не понимая, что произошло, столбами стояли посреди ГОРЯ!
Я лежу с открытыми глазами. Я осознаю, что лежу с открытыми глазами и смотрю в верх, в темноту. Горе! Я чувствую горе.
То, что я видел, нельзя было назвать сном. Я видел ГОРЕ!
Я знаю, что это было. Мне это рассказывала мать. И та мать, которая была в моём видении или сне, была мне как раз бабушкой. Это она в октябре 42 года получила похоронку на своего старшего сына. Было это не в Навле, а в эвакуации где-то в Саратовской области под городом Энгельсом. Это я и видел.
Но почему? Почему это мне привиделось? Да так ярко! В таких деталях! Чётко вижу до краёв полную кружку молока. Даже запах. Я чувствовал запах козьего молока.
Почему мне это привиделось… или приснилось?
Выверты нашего сознания иногда бывают просто необъяснимы.
Может это знак?