Мы поднимались по лестнице на второй этаж. Лестница узкая, поэтому поднимались по одному – я, Крылов и последним Габриэль.
Я спиной почувствовал их удивление. Что я опять сморозил? «Заморокой»? Да вроде слово, как слово. Про дураков и дороги? Так это Радищев вроде бы сказал… Или не Радищев?.. Или ещё не сказал?
А зачем ты вообще это ляпнул? Перед Крыловым хотел остроумной сентенцией выпендриться?
– Александр Фёдорович, вы позволите записать Ваши слова про дураков и дороги? Видите ли, я, в некотором смысле, литератор. – В его голосе слышались смущение и неуверенность. – В Петербурге я издаю журнал «Почта духов», поэтому люблю записывать различные острые замечания.
– Да? Странное название для журнала, не находите ли? – Крылов промолчал. – А выражение записывайте, только не на лестнице же Вы это будете делать? Проходите в номер. – Я открыл дверь и пропустил их вперёд. – Кстати, по поводу дураков есть одна весёлая байка. Молодой корнет безнадежно влюблен. Он страдает, так как она его не любит. Сидит на берегу реки и обращается к Богу, и Бог вдруг его услышал. – Что печалишься, сын мой? – Да вот… Люблю Елизавету свою. Страдаю. А она на меня не обращает внимания. А мне нет жизни без неё. Топиться пришел. – Чем помочь тебе сын мой? – Сделай меня чуть красивей. Может я так ей больше понравлюсь? – Хорошо. Проси. – Сделай мне нос как у Аристотеля, а то какой-то курносый и не красивый. – Хорошо. Сделано. – И губы более пухлые, подбородок чуть помужественней. Она любит такой. – Сделано. – Рост повыше. Хочу быть высоким, стройным. Ей нравятся такие. – Сделано. И мышц везде побольше. Будто атлет я. Елизаветушка в восторге будет. – Сделано. – А коня? – Хорошо. Что еще? – Ну… - Корнет замялся. – Мозгов бы мне чуть побольше. – Мозги это хорошо. Сделано. – Корнет осмотрел себя со всех сторон, вскочил на коня и с криком «Хей!» ускакал. Бог: – Стой. Ты куда, сын мой? Она же еще в церкви. – Кто? Лизка? Да на кой она мне сдалась. Неужто я с таким конём и статью себе нормальную жену не найду?! – Эх… - Вздохнул Бог. – Надо было сразу ему с мозгов начинать.
Вот уже пол года Иван Андреевич живёт в Алексеевском.
Сманил я его на то, что сатира конечно дело нужное и, как литературный жанр, достойное – Аристофан, Эзоп и Рабле́ безусловно стали знамениты именно благодаря своей сатире, но в России сейчас есть острая необходимость создания национальной литературы, которая была бы способной выражать национальную жизнь. Я, кода это ему завернул, сам удивился, как сие в голову пришло?.. Была ли эта мысль новой для него? Может быть.
Вот я ему и предложил уйти на некоторое время «в народ» – отдохнуть от сатирических проблем, от проблем издательства (у его журнала целых восемьдесят!!! подписчиков) и пожить просто в деревне. Но главная причина его приезда ко мне другая. Главная побудительная причина всего – женщина! Иван Андреевич, оказывается, влюблён. Предмет его воздыханий, некая юная особа Анна, живёт в Брянском уезде, всего в пятидесяти верстах от меня. Её родители вполне состоятельные люди и не в восторге от избранника дочери, но девушка, судя по всему, действительно любит этого большого, немного неуклюжего и необычайно доброго человека.
С Крыловым мы сдружились. Если Нестора Максимовича и Николая Штиглица я считаю своими друзьями потому как испытываю к ним симпатию и уважение, к Габриэлю отношусь, как к младшему товарищу, то вот с Крыловым мы точно одной крови.
Он занимается со мной французским. Кроме французского он ещё знает итальянский и немецкий, но замахиваться и на них я даже не помышляю. С восторгом принял идею обучения крестьянских ребятишек и тоже с ними занимается, причём полностью раскритиковал все мои потуги в этой области и начал всё по новой – и грамматику, и счёт. Шурочке просто удивляется – откуда сей самородок в глухой орловской деревне? Была бы мальчиком, можно было бы предположить большое будущее. К моей мысли, выдать её за мою незаконнорожденную сестру, отнёсся серьёзно, без скепсиса, обещал подумать над этой мыслью и стал заниматься с Шурочкой отдельно немецким языком. Почему немецким?
Габриэль тоже с нами. Он стал своим человеком для всей деревни, боюсь, что Карл Иванович его уже уважает больше, чем меня. Кузнец, так чуть на него не молится. Наверное мой анекдот он воспринял в буквальном смысле и технический прогресс в имении идёт уже не детскими шагами. Мало того что он сделал металлическое перо, так он еще и сделал керосиновую лампу, правда керосина у нас пока нет, пробовали заправляем спиртом – ерунда какая-то. В кузнице он переделал Кузяхе меха, вернее они переделывали конечно вместе, но кузнец отдаёт первенство Габриэлю. По планам у Габриэля по весне начать строительство мельницы и лесопилки.
Карл Иванович, первоначально относившийся к этому скептически, но после того, как Габриэль починил ему музыкальную шкатулку (я постеснялся спросить откуда она у него, может память у человека о ком-то) лет дцать сломанную, сам проникся этой идеей.
Правда, тут есть и другая мотивация. Карл Иванович, тридцать лет занимающийся хозяйством имения, был не в восторге от моих планов его заложить (в смысле – имение), и на эти деньги закупить в Голландии племенных коров и в Англии кур. Нет, то есть против коров и кур он ничего против не имел, но если бы они притопали из Голландии и Англии сами и бесплатно, а вот закладывать имение было, по его мнению, очень опрометчивым поступком. Все мои доводы о том, что, если мы с ним хотим увеличить наши доходы, то необходимы вложения в средства производства, он воспринимал спокойно, даже где-то с одобрением, но вот где взять на это деньги? Водяная мельница и лесопилка давали шанс их заработать. Только то, что и на это нужны деньги, он как-то упускал из виду. Вот во всём Карл Иванович со мной согласен: и в том, что надо менять быт крестьян, и в том, что надо увеличивать доходность имения, и в том, что надо менять и саму структуру сельскохозяйственного производства и делать упор на животноводство, почти во всём, кроме того, что для этого надо рискнуть и заложить имение.
В общем, я этот вопрос решил просто – забрал у него все документы на имение, поехал в Москву и заложил его в московском отделении Заёмного банка. Можно было и Опекунский совет, но в этом случае слово «банк» было для меня привычнее.
Рискую ли я? Ну а кто не рискует, тот, как известно…
Да риск есть, что могу остаться без имения. Крестьян и землю в этом случае, продадут с аукциона. Мало того, что я останусь без средств к существованию, без них останется и Карл Иванович… А как же Степан, Мотря, Наталья, Филька? Как мои ребятишки?.. Но у меня, почему-то, есть и уверенность, что смогу.
Имение моё, не сказать, что бедное. Всё-таки одно село и две деревеньки – Козыревка и Глинки. Согласно «ревизским сказкам» за 1781 год «имеется 150 крестьянских дворов, деревня Глинки – 25 домов, отстоящая от села на расстоянии одной версты и деревня Козыревка из 25 дворов, в трех верстах от села. В состав имения входит один дворянский дом с шестью душами обоими пола, 600 душ мужского пола и 650 женского пола». Да земли 500 десятин.
Если по столицам не мотаться (а мне и одна поездка в Москву всё желание отбила), то жить можно вполне комфортно. Но планы-то по… ну если не по прогрессорству, то хотя бы по реформированию своего колхоза, у меня есть. Прикидывал я заняться промышленностью – а что? Курская магнитная аномалия уже должна быть открыта, но если не открыта, так откроем… Ну и… Написал Штиглицу, что бы узнал, сколько стоит доменку построить да оборудование купить? А 200 тысяч, по его прикидкам! Охо-хо! Где ж такие – то деньжищи взять?
Штиглиц купил у Яренского купца Баженова промысел на Ухте и пробует заниматься перегонкой «горного масла» в керосин. Мои рисунки подшипника никого не заинтересовали, кстати, как и металлическое перо – инерция мышления. Ну привыкли люди писать гусиными перьями! Материал дешёвый, всегда под рукой. А как долго в моей прошлой действительности входили в обиход калькуляторы – лет десять бухгалтера пересчитывали показания калькулятора на счётах.
Я скоро как год нахожусь в этом… Чем больше думаю, тем больше запутываюсь – мой ли это мир и я нахожусь просто в его прошлом, либо эта другой, параллельный ли, перпендикулярный ли, а может и вовсе – диагональный, но очень похожий на мой? Пока существенных отличий я не встречал. То, что вызывает у меня сомнения, обычно объясняется просто – за дести с лишним лет, что отделяют меня сегодняшнего от меня прошлого, могло элементарно забыться. А может, это бред умирающего мозга?