– Она вернется, – говорю я. – Не удивлюсь, если она войдет в эту дверь сегодня.

Палочка свисает у него из уголка рта, вот-вот упадет.

– Ты страшная врунья.

Смотрю ему в глаза.

– Скажи мне, Рен, – говорит он, пыхая своей палочкой, – как выглядит твоя мама?

Интерес незнакомца к женщине, с которой он никогда не встречался, действует на меня странно: по спине бегут мурашки.

Откашлявшись и облизав губы, расправляю плечи. Часть меня хочет солгать. Другая часть боится того, что будет, если совру.

– Русые волосы, – начинаю я. – Вернее, темно-русые. Синие глаза. Почти серые. И она высокая, выше меня.

Поднимаю ладонь на несколько дюймов выше своей макушки, вспоминая, как мы всегда мерялись ростом с Мамой. Я перестала расти, когда вытянулась ей до подбородка.

Мужчина торкает белой палочкой в деревянную поверхность стола, потом бросает ее в очаг. На столе остается отметина. Откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, он рассматривает меня.

– Это может быть кто угодно, – говорит он. – Есть у вас снимок?

– Что?

– Снимок, – повторяет он. – Фотография.

Я хмурю брови.

– Нет.

– Вас когда-нибудь фотографировали? – спрашивает он. – Камерой?

Подняв ладони к лицу, он соединяет пальцы кольцом, хотя я не понимаю, что он изображает.

– Нет, – говорю я.

– Ну и дела. – Он проводит ладонью по щетине на лице, и от этого звука меня пробирает озноб. – На кого она больше похожа? На тебя или сестру?

Смотрю на Сэйдж. Она никогда не походила на Маму. Ничего общего. Мама всегда говорила, что Сэйдж должна благодарить папу за тонкие черты лица и лилейно-белое лицо, но откуда взялись темные волосы – неизвестно.