Глава 26

Зимой Саша-джан проводил с нами свободные вечера. Иногда мы до ужина забирались с ногами на тахту в его кабинете, закрывали ставни и принимались потихоньку петь сибирские песни, которым научили нас приезжавшие из ссылки. Первой – любимую Саши-джана «Гимн народовольцев». Запевала я или Саша-джан:

Ждали, когда Саша-джан запоёт «Соловьем залетным…», а мама «Меж высоких хлебов затерялося…»

Пели Манглисские – хороводные «Маки, маки, маковочки…», «Подушечка, подушечка моя пуховая…». Когда доходили до слов «Кого люблю, кого люблю, того поцелую», Лялька всегда заявляла:

– Надо целоваться… Так в песне сказано.

Мама или отец целовали нас. Лялька была довольна.

– Теперь – порядок!

Разжигали у мамы в комнате камин. Отец читал нам из Короленко, Успенского, Диккенса, Абовяна. В тлеющих углях камина было видно всё. Вот чёрт бродит у мельницы. Вот маленькая Флоренс сидит у огня, летит куда-то Скрудж. Лялька засыпала на ковре, потом оправдывалась:

– Смотрела, смотрела на угли, Скрудж заснул, и я с ним.

За этот год мы перечитали все книги, которые были дома, только Золя мама не позволяла читать.

Когда приходил Михаил Федорович, бежали к нему с альбомами репродукций. Я больше любила Репина, Сурикова, Айвазовского, Соня – Леонардо да Винчи. А Ляльке нравились греческие боги и церкви Эчмиадзина.

– Михаил Федорович, вы всех зверей любите или только собак? – спросила его как-то Лялька.

– И собак, и лошадей. А ещё были у меня друзья-мыши, – задумчиво сказал Михаил Федорович.

– Мыши! – воскликнула Лялька.