Окончание фразу прозвучало глухо, едва слышно – видимо, Куприянова говорила, понизив голос и загородив трубку ладошкой.
– Так что простите, Раиса Поликарповна, – виновато бубнила Куприянова, – простите, голубушка, но… Я к Вам лучше после работы, вечерком. Или, может, лучше к нам подъедете? Я Вас без очереди. Вы только не обижайтесь, Раиса Поликарповна, но… сами понимаете, риск…
– Четвертак! – резко прервала её Зимнякова. – Учитывая риск. Едешь?
В трубке прошелестел вздох.
– И продуктовый набор. Первой категории!
– Вот разве устоишь против вас, Раечка Поликарповна…
– А и не надо против меня стоять, милая. Никому не советую!
– Да я не в том смысле.
– А я в том.
– Еду, Раиса Поликарповна… Лечу, можно сказать. На крыльях сервиса.
– Ну то-то же, – проворчала Зимнякова и положила трубку. Буркнула, уже
самой себе: – Перестраивают их, видите ли. Ещё год такой перестройки, и…
Что там может случиться через год «такой перестройки», она не знала и даже представить себе, хотя бы в общих чертах, не могла.
6 руб. 70 коп. Две деловые женщины
Куприянова была высока, стройна, крута бёдрами. Её миловидное, очень серьезное лицо, казалось, не ведало заискивающей мимики – Куприянова не только знала цену своему мастерству, но и умела эту цену брать. Кроме парикмахерского дела она блестяще владела маникюрным, косметическим и, плюс ко всему – великолепно делала массаж.
Модно одетая, модно причёсанная и искусно накрашенная, она деловито разложила на роскошном трильяже Зимняковой свои машинки, ножницы, щёточки, расчёски, баночки, тюбики и, уперев руки в «банановые»* бока, оценивающим взглядом профессионала оглядела сумрачную Зимнякову. Прищурясь, задумчиво походила вокруг.
– Ну, стричь здесь ещё почти нечего, – сделала вывод Куприянова. – Слегка снимем вот здесь, здесь и здесь.
Она запустила свою цепкую, смуглую руку в «иридовую» фиолеть зимняковских волос и принялась мягко поворачивать её то так, то эдак.
– Неприятности? – вдруг спросила она.