Он понимающе кивнул, но я знала, что понял меня не до конца, как и я не понимала его желание остаться. Мы молча стояли, остро осознавая, что наступает момент, когда наши пути разойдутся – навсегда.

На горé было холоднее, чем внизу, и я зябко поёжилась. К моему удивлению, Тамид шагнул навстречу и неловко обнял меня. Бывший друг… старый друг. Если я и впрямь иду на смерть, отрадно знать, что я наконец прощена.

Уходящие с нами прощались с семьями, глаза наполнялись слезами. Всего к нам примкнули три дюжины жителей и сотня освобождённых из Эремота – часть из них, в основном больные и совсем измождённые, осталась в Садзи.

– Амани, – остановила меня тётушка Фарра, когда походная колонна уже спускалась по горному склону. Я немного напряглась: когда хотят порадовать, редко ждут самого последнего момента. Шазад заметила и на всякий случай шагнула ближе, заслужив мой благодарный взгляд. Однако на лице тётушки на этот раз не было обычной злобы. – Шира… – с усилием выдавила она имя дочери. – У неё правда родился сын?

– Правда. – Я нервно поправила лямку походного мешка. Бабка маленького Фади имеет больше прав на него, чем мы все, но он демджи! Нельзя ему расти в неведении, как я, как Нуршем, бомбой, готовой взорваться, но не отдать малыша – значит совсем испортить отношения с Фаррой. – Она назвала его Фади в честь своего… нашего деда, вашего отца.

– Ты не могла бы… – начала она и закусила губу. – Амани, мне хотелось бы когда-нибудь увидеть своего внука, если это возможно.

Я помолчала, но угроз или оскорблений не дождалась.

– Не знаю, тётушка… («Могу ли доверить его вам?») Не знаю, как всё повернётся там, куда мы идём… и здесь. Идёт война… – В самом деле, кто знает, останусь ли я жива, чтобы привезти его.

Она сухо кивнула:

– Понимаю. Но ты хотя бы постараешься?

– Постараюсь. – Это я могла ей обещать честно. Затем отвернулась, чтобы не видеть искру надежды в её глазах, и пустилась догонять колонну.

Спустившись с горы, мы направились к железнодорожному туннелю, соединявшему западный Мирадж с восточным. Хайтаму аль-Фаузи не терпелось вернуть себе родной город, а нам всем – поскорее закончить войну.

Мы прошли через Арчу и Массиль, где когда-то мы с Жинем нанялись охранниками в караван кочевников. Тогда Жинь был для меня просто чужеземцем, я и сама лишь недавно стала Синеглазым Бандитом и понятия не имела, что джинн из легенды, засыпавший море песком, – мой родной отец.

Далила, стоя на вытоптанной площадке в центре городка, где Жинь когда-то демонстрировал свои бойцовские навыки кочевому клану Верблюжье Колено, рассказала местным жителям историю принца Ахмеда. Снова, как в Садзи, она разукрасила свой рассказ волшебными иллюзиями, и к его окончанию число наших будущих бойцов возросло ещё на добрую дюжину. Присоединились не только горожане, но и кочевники, хотя оставить свой караван у них считалось бесчестием.

На следующий день мы из пустыни попали в восточные земли: вошли в туннель с рассветом, а вышли наружу уже на закате, продвигаясь как можно быстрее, чтобы не оказаться ночью под землёй.

Минули уже месяцы с тех пор, как мы потеряли наш первый лагерь, но на выходе по ту сторону гор мне в первый момент показалось, что впереди та самая уютная долина за волшебной дверью. Бескрайние горячие пески сменились изумрудными холмами – совсем иной Мирадж, непохожий на моё родное Захолустье. Плодовые деревья, засеянные поля, запах дождя… Изз и Мазз тут же взвились в воздух, обратившись ястребами, и принялись гоняться друг за другом с радостными криками.

Юго-восточный Мирадж был населён куда гуще. Мы останавливались в каждой деревеньке, и Далила снова и снова повторяла историю мятежного принца, пополняя ряды наших новобранцев. Вскоре слухи уже опережали нас, обрастая новыми подробностями.

Говорили, что Ахмед был избран джиннами, чтобы спасти страну. Те, кто когда-то создал людей, вернули его к жизни и сделали непобедимым. Кое-кто даже считал его бессмертным. Слыша такое, я невольно ощупывала у пояса кинжал Загира.

В городах и селениях люди выходили из домов навстречу и молились, взывая к его помощи. Тех добровольцев, кто мог драться или хотя бы годился по возрасту, Шазад принимала, а остальным Ахмед обещал защиту и покровительство.

Подойдя к Тиамату, наше войско разрослось втрое – уже не измученная толпа, а грозная сила.