186

Сравним следующие два текста. 1) Св. Фома Аквинский, Summa theologiae, pars I, qu. 98, art. 1, Resp.: «Est ergo considerandum, quod homo secundum suam naturam est constitutus quasi medium quoddam inter creaturas corruptibiles et incorruptibiles: nam anima eius est naturaliter incorruptibilis, corpus vero naturaliter corruptibile» [ «Следовательно, надлежит считать, что человек по своей природе составляет как бы некую середину между тленными и нетленными творениями, ибо душа его по природе нетленна, а тело по природе тленно»]. 2) Данте, De Monarchia, III, 16: «Sciendum quod homo solus in entibus tenet medium corruptibilium et incorruptibilium… Nam homo, si consideretur secundum utramque partem essentialem, scilicet animam et corpus, corruptibilis est, si consideretur tantum secundum unam, scilicet corpus; si vero secundum alteram, scilicet animam, incorruptibilis est» [ «Следует знать, что человек, единственный из всех сущих, занимает середину между тленным и нетленным… Ибо человек, если рассматривать его с точки зрения обоих сущностных частей, то есть души и тела, тленен, как и если рассматривать его с точки зрения лишь одной части, то есть тела. Если же рассматривать его с точки зрения другой части, то есть души, он нетленен»]. 3) Позиция латинского аверроизма, в лице Сигера Брабантского: «Sed nunquam invenitur Philosophus determinare de his quae sunt animae separatae et statu eius. Quare non videtur eam opinari sic esse separabilem totaliter a corpore» [ «Но Философ нигде не говорит о свойствах отделённой души и о ее статусе. Поэтому представляется, что он не считал ее таким образом полностью отделимой от тела»]. Quaest. de anima intellectiva, qu. VI; in: P. Mandonnet, Siger de Brabant et l’averro"isme latin au XIIIsiecle, 2^e edit., Louvain, Institut superieur de philosophie de l’Universite, II^е partie, p. 164. Данте, напротив, убежден, что Аристотель учил о бессмертии души: «E questa massimamente par volere Aristotile in quello [sc. libro] de l’Anima…» [ «Об этом, видимо, и хочет сказать Аристотель в книге ‘О душе’…»], Пир, II, 8. Следовательно, для Данте речь идет о философски достоверном тезисе. В этом его отличие от аверроистов; но не совсем понятно, в чем он расходится со св. Фомой Аквинским.

187

«Ondeè da sapere che di tutte quelle cose che lo ‘ntelletto nostro vincono, si che non pud vedere quello che sono, convenevolissimo trattareè per li loro effetti: onde di Dio,è delle sustanze separate,è de la prima materia, cosi trattando, potemo avere alcuna conoscenza» [ «Поэтому следует знать, что все вещи, превозмогающие наш интеллект, так что невозможно усмотреть их сущность, лучше всего рассматривать через их следствия. Рассматривая таким образом Бога, отделённые субстанции и первую материю, мы можем иметь некоторое знание о них»]. Пир, III, 8.

188

Аристотель, Никомахова этика, X, 7, 1177 a 12–18.

189

Ср. Данте, Пир, IV, 17: «E queste [vertudi] sono quelle che fanno l’uomo beato, o vero felice, ne la loro operazione, si come dice lo Filosofo nel primo de ‘Etica’ quando diffinisce la Felicitade, dicendo che: Felicitade и operazione secondo virtude in vita perfetta» [ «Это как раз те добродетели, которые делают человека блаженным, или счастливым, как говорит Философ в первой книге ‘Этики’, когда он определяет счастье как ‘действие согласно добродетели в совершенной жизни’»]. См. Аристотель, Никомахова этика, I, 6, 1008 a 15–18.

190

Данте, Пир, IV, 17 (русск. пер. ук. изд., сс. 418–419). – Ср. Лк 10, 38 сл. – Тексты св. Фомы и Отцов, которые приводят в этой связи G. Busnelli и G. Vandelli в своем комментарии (op. cit., t. II, p. 219, note 3), подобраны с замечательной точностью.

191

Об этом см.: B. Nardi, Saggi di filosofia dantesca: V. Le citazioni dantesche del Liber de Causis, Milano, Societa anonima editrice Dante Alighieri, 1939-VIII, pp. 91—119; M. Baumgartner, Dantes Stellungzur Philosophie, SS. 64–67, с библиографическим указателем, S. 64, Anm. 3.

192

Данте, Пир, III, 7. – Ср. Аристотель, Никомахова этика, VII, 1, 1145 a 23–25. В действительности Аристотель говорит в этом месте о добродетели, которая «превыше нас» (1145 a 9), о добродетели «героической и божественной» (1145 a 20), так что люди, ею обладающие, в силу самого избытка этой добродетели «становятся богами» (1145 a 23).

193

Мораль «Пира» явно вдохновлена фундаментальными идеями «Никомаховой этики». Для Аристотеля цель полиса заключается в обеспечении счастья граждан. Это счастье, или высшее благо, есть наивысшая цель в абсолютном смысле (Eth., I, 7, 1907è 33). Стало быть, Данте всего лишь повторяет Аристотеля, когда представляет счастье в этой земной жизни как ultimum, наивысшее. Более того, согласно Аристотелю, есть два разряда людей, способных достигать одной и той же цели двумя разными путями: посредством нравственной добродетели или посредством добродетели интеллектуальной (Eth., I, 13, 1103 a 3—10). В сфере деятельности совершенной нравственной добродетелью будет справедливость (Eth., V, I, 1129 b 31), потому что обладающий ею способен практиковать добродетель не только по отношению к самому себе, но и по отношению к ближнему (1129 b 32–33). В этом смысле справедливость – не часть добродетели, но совпадает с добродетелью как таковой (1130 a 9). Состояние совершенства, к которому поднимается человек добродетельного действия, есть благоразумие (фроурщд), то есть практическая мудрость, – или, как часто называет ее Аристотель, политическая добродетель, яо^тхр (Eth., I, 1, 1094 a 27). В самом деле, благоразумие и политическая добродетель суть в точности одна и та же добродетель, взятая с той точки зрения, что она регулирует детали практической деятельности как индивида, так и полиса (Eth., VI, 8, 1141 b 23–30). Превыше счастья, доставляемого благоразумием, с его практической мудростью, стоит счастье созерцательной жизни. Мы обретаем его благодаря упражнению интеллекта – самого божественного, что есть в нас. Именно в этом, говорит Аристотель, заключается совершенное счастье, г| теШа eubaipovta (Eth., X, 7, 1177 a 17): выражение, которое, как мы видели, Данте смягчает, чтобы зарезервировать права блаженного видения за квази-совершенным блаженством (beatitudine quasiperfetta). Стало быть, блаженство созерцателя по природе иное, нежели блаженство государственного человека (Eth., X, 7, 1177 b 14–15), и намного превосходит его, потому что это блаженство принадлежит тому, что наиболее божественно в человеке. Фактически это сверхчеловеческое, в буквальном смысле божественное блаженство (1177 b 24–28). Следовательно, блаженство нравственной жизни, которое является собственно человеческим, нужно поставить на второе место (Eth., X, 8, 1178 a 9—14). Таким образом, философы обладают знанием правил, ведущих к двум разновидностям человеческого блаженства; но так как люди суть пленники своих страстей, законодатель должен принудить их посредством гражданского закона к соблюдению законов нравственных (Eth., X, 9, 1180 a 5—12). – Очевидно, что здесь перед нами открывается идеологический костяк учения Данте: утверждение земного блаженства как высшей цели человека; различение двух блаженств – деятельного, или политического, и созерцательного, или интеллектуального; превосходство созерцательного блаженства; естественное обожение человека путем интеллектуального созерцания; призыв к главе государства обеспечить с помощью гражданских законов уважение к нравственности. Достаточно согласиться с тем, что Данте буквально следовал учению «Никомаховой этики», чтобы объяснить его общую позицию, занятую в «Пире» по отношению к философии.

194

Thomas Aquinas, Summa theologiae, I^a II^ae, qu. 58, art. 3, Resp. – Ср. G. Busnelli, G. Vandelli, ed. cit., t. II, p. 206, note p. 205.

195